Через несколько минут уже Садко отважился пошевелиться и плеснул пивка на каменку сначала один ковшик, потом другой, третий и так далее, пока дверь с треском не вышибло паром настежь. Старик, иссеченный в какой-то жесткой битве, удовлетворенно крякнул и радостно пробасил:
— Сегодня очень хороший пар, гере Садко.
Тем временем я совсем уже согрелся и решил взяться за своих спутников всерьез. Для начала я собирался как следует обработать Лауру, а уж потом пройтись по Уриэлю. Сунув в кипяток два дубовых веника, я подождал несколько минут, пока лист распарится, а затем велел девушке лечь на живот и принялся потихоньку массировать её тело горячими вениками.
Когда тело Лауры стало краснеть, я стал помаленьку нахлестывать. Через несколько минут она уже стонала под ударами веников, но это вовсе не был стон боли. Велев своей подруге перевернуться на спину, я основательно обработал её с фасада, после чего подал ей руку и шлепнув по раскрасневшейся попке, отправил в предбанник, наказав быстро выбежать на свежий воздух, окунуться ненадолго в реку и возвращаться назад. Уриэль, глядя на меня с ужасом, спросил:
— Мессир, ты и меня решил подвергнуть наказанию?
Загнав ангела повыше, я взялся за него со всей энергией, на которую только был способен. Вскоре мне на помощь пришла Лаура и мы принялись обрабатывать его в четыре руки. Веники так и мелькали в воздухе, по всей бане раздавался свист дубовых листьев и громкие стоны парильщиков, их восторженное оханье и веселые прибаутки.
Пока ангел приходил в себя, я еще раз прошелся вениками по раскрасневшемуся телу своей подруги и, взобравшись на полок на самую верхотуру, велел ей и Уриэлю, как следует пройтись вениками по моему телу. Минут десять я выдержал точно, но потом все-таки свалился с полка вниз и, позвав за собой Лауру и Уриэля, зайцем метнулся к выходу, чтобы выбежать на улицу и броситься в воду.
Вслед за мной вылетели из бани и бросились в реку, красные, как хорошо сварившиеся раки, Лаура и Уриэль. Ангел все время старался нырнуть поглубже и выныривая причитал. Белоснежные крылья кружили над ним, словно огромная бабочка. Немного охолонувшись, я потащил их из чистых, прохладных вод реки Колядки к берегу, а нам навстречу уже бежали мужики и девки, к раскрасневшимся телам которых прилипли темные, бурые, дубовые листья.
Парильщики бежали к реке с подвываниями, причитая на бегу и охая, и прыгали в воду без малейших раздумий. Войдя в предбанник, я налил в три небольших, липовых ковшика пива и три маленькие стопки водки. Выпив свою рюмку, я с удовольствием осушил ковшик и сел на лавку. Уриэль с сомнением посмотрел на рюмку, покрутил носом, но все же выпил прозрачную, как слеза, смирновку, залакировав её пивком.
На лице ангела тотчас появилось блаженное выражение и он плюхнулся на лавку, призвал к себе свои крылья и они встали перед ним, уперлись в густо устланный ржаной соломой земляной пол и принялись трепетать перьями, изображая из себя райский вентилятор.
Вскоре вернулись все остальные и с удовольствием хлопнули кто по рюмашечке водки, а кто и по две. Даже миниатюрная русалочка, которую я все время разглядывал, и та выпила водки, но от пива отказалась. Уриэль, который все еще никак не мог сообразить в чем же дело, спросил меня:
— Михалыч, я что-то не понял, мне от водки так хорошо или оттого, что ты меня поколотил листьями дуба?
— А заодно и от пара, да, и от пива тоже, Ури. - Ответил я бескрылому ангелу и добавил - Все вместе это и есть баня по-русски, а стало быть это и есть кайф в его самом чистом, натуральном виде. Ну, что, пошли еще парку подбавим, а то что-то мои старые кости никак не согреются.
Парились мы долго, до полного самозабвения, до одури и когда баня стала простывать, я подогрел каменку с помощью Кольца Творения и мы, посидев втроем на самом верхнем полке, наконец, не выдержали и решили, что на первый раз хватит. Ополоснувшись в реке в последний раз, мы вернулись в предбанник где я вернул крылья на спину ангела и мы, надев на себя белые, длинные рубахи, холщовые просторные портки и пошли вслед за хозяином, его домочадцами и соседями в дом, где для нас уже был накрыт стол.
После баньки, под ледяную водочку, очень хорошо пошла свежая ушица из стерляди, а к ней пироги с разнообразной начинкой, отварная, холодная осетрина с хреном и блины с черной, малосольной икоркой к пиву. Аппетит в нас проснулся просто волчий, а хозяйка все подавала и подавала на стол все новые и новые угощенья. Ослябя, Бирич, Хлопуша и Горыня, которые не были с нами в бане по той причине, что она действует очень плохо на их здоровье, так усердно налегали на водку, что вскоре свалились с ног и их унесли во двор и положили на свежую, изумрудно-зеленую траву.
Мы же с Уриэлем пили понемногу, но часто и вели за столом чинные разговоры. Старика, изуродованного в битве, звали Харальд, это он знал Лисью дорогу ведущую к Синему замку. Я попытался расспросить его об этой дороге, но он потупил голову и пробурчал в ответ, что-то невнятное и отмахнулся от меня своей изуродованной рукой. Пожав плечами, я перевел разговор на другую тему.
После плотного ужина мы вышли втроем на высокое, резное крыльцо, чтобы покурить на свежем воздухе. Над Малой Колядой светила с небес серебряная луна и от реки тянуло свежестью и прохладой. Посидев на крылечке с полчаса, мы, наконец, решили, что пора и прилечь. Уриэля малость штормило, но он, то и дело, вспоминал о русских красавицах и я, вспомнив о том, что в доме Садко очень низкие двери, хлопнув ангела по плечу, предложил ему:
— Ури, хочешь я сделаю так, что твои крылья будут теперь исчезать по твоему первому желанию и появляться вновь, когда это тебе понадобится?