Он давно не появлялся, все уже и забыли, как он может давить на окружающих.
— Сделайте, как она сказала, — сказал он Совету и побледневшему Палычу. — И уходите, мне надо с ней поговорить.
Палыч со своими подпевалами аж пробку в дверях устроили.
А ещё Хранитель пришёл не один.
— Это Ирина, — представил он худую, черноволосую и синеглазую девушку. — Она… Она со мной.
Ольге на секунду показалось, что он смущён и как будто спрашивает её одобрения.
— Это её ты велел тогда вытащить с Родины? — спросила она.
— Да, — он как будто ещё больше смутился, хотя, не видя лица под капюшоном, Ольга не была в этом уверена. — Так было надо. Это Судьба.
— Как скажешь.
— Ирина будет моим голосом здесь. Я не смогу больше появляться в Коммуне, это чревато парадоксами причинности, вместо меня будет приходить она.
— А почему ты…
— Ответ на этот вопрос сам по себе стал бы парадоксом причинности, — тихо засмеялся Хранитель, — так что в этой линии событий мы с тобой больше не увидимся. Прощай.
И они исчезли. И вот теперь пришла Ирина.
— У тебя все ещё синие глаза? — спросила Настя. — Как?
— Ты теперь Хранитель? — прямо спросил Македонец.
— Скорее, я с Хранителем, — мягко ответила Ирина.
— Значит, бортанула-таки Сеню? Эх…
— Это Судьба.
— Все вы так говорите… — махнул рукой расстроенный Македонец. — Бабы…
— Не отдавайте рекурсор, — сказала Ирина.
— С чего бы вдруг? — спросил Зелёный. — Нас за него раскатают в блин.
— Любая цена не будет чрезмерной. Если полный рекурсор попадёт в руки Куратора, будет гораздо хуже.
— Я одного не понимаю, — разозлился Зелёный, — почему, когда речь заходит о средствах, оправдывающих цели, всегда оказывается, что средства наши, а цели хер пойми чьи? Почему эту «любую цену» должны заплатить моя семья и мои друзья?
— Это Судьба, — повторила Ирина.
Зелёный громко, отчётливо и очень образно рассказал, где он видел такую Судьбу, в каких видах и какими способами. Покраснел даже ко всему привычный Борух. Но рекурсор так и не отдали, и война пришла в Коммуну.
Воюем теперь.
Утром, когда мы уже смотрели друг на друга глазами похмельных сов, вернулся зевающий Зелёный.
— Ну что, товарищи Основатели и примкнувшие к ним, что вы ещё просрали, пока я спал?
— Ещё два прорыва, — сказал Борух. — Но удачно попали на управляемые МВЗ1, мы разнесли их к чёрту.
— Теперь там нет МВЗ, — сказал Зелёный, — и ничто не мешает забросить туда новую группу. Так?
1 МВЗ — Минно-Взрывные Заграждения.
— Так, — признал майор, — мы оперативно минируем все реперы, но банально не успеваем. Очень мало опытных сапёров, не хватает взрывчатки. Так что я вас покидаю, моё место — там.
— Удачи, Борь, держитесь, — сказала ему вслед Ольга. — Мы что-нибудь придумаем.
— Ага, вы такие придумщики… — прокомментировал Зелёный. — Гении креатива, блядь. Я звонил Ивану, дирижабль готов возобновить эвакуацию. Но я уже не уверен, что это правильное решение.
— В смысле? — удивился я.
— Вывозить людей сюда — зачем? Чтобы их убили вместе с нами? Это ничуть не веселее, чем сдохнуть отдельно от нас. Более того, я бы сказал, что их шансы выжить там намного выше. Фактории и опорные пункты выносили для того, чтобы надавить на Коммуну, подтолкнуть к капитуляции. Теперь на нас напали открыто, а значит, практика террора себя исчерпала. Контора рациональна, они не станут громить и жечь просто так, без цели и смысла. Так что наши колонии, скорее всего, нас переживут. Через некоторое время к ним придут и сделают предложение, от которого они не смогут отказаться, вот и всё. И они, если не дураки, его примут. В отличие от нас, которых приговорила за всё хорошее синеглазая девчуля.
— Это слово Хранителя, — сказала Ольга веско.
— Хренителя, — отмахнулся Зелёный. — Я бы дал вам всем по башке и отдал рекурсор, правда. Но теперь уже поздно. Они его теперь сами заберут. Кофе тут хотя бы есть? Ненавижу помирать невыспавшимся.
Вскоре нам принесли кофе и новости о ещё трёх прорывах. Двух неудачных и одном удавшемся. Как Зелёный и предсказывал, на месте отработавшего минного заграждения. Теперь там спешно окапывалась новая группа рейдеров.
— Сейчас они закрепятся, раздёргают оборону на части, и тогда начнётся настоящая атака, — с каким-то даже удовольствием предсказал он.
— Оль, может, пора объявлять план «Исход»? — спросил я.
— О, так у вас есть план? — скептически спросил Зелёный. — Судя по тому, что я о нём не слышал, это какая-то совсем уже убогая хрень? Иначе вы бы давно поделились со своим аналитиком, не опасаясь, что он будет над вами обидно ржать?
— Это план отчаяния, — ответила Ольга. — Ты прав. Мы не говорили о нём, потому что даже в страшном сне не представляли, что до этого дойдёт.
— Да, да, я давно понял, что прогностика — не ваша сильная сторона. Так что вы удумали?
— Дети, женщины, большая часть технарей и научного персонала в Убежище. Установка в рабочем состоянии, готова и запитана. У нас подготовлена локаль, о которой никто не знает — некий город со своим Институтом и даже Установкой, как будто неточная копия нашего. Он пуст и давно заброшен, мы проводили там несколько экспериментов. На самый крайний случай, там созданы запасы продовольствия, техники и материалов. Там есть энергия, вода и всё необходимое. Если не будет другого выхода, мы отправим гражданских туда вместе с рекурсором. Пусть начнут всё с начала.
— Я правильно понял: локаль, о которой «никто не знает»? Но вы её «подготовили на крайний случай»? И у вас не вызывают никакого, даже лёгкого, логического диссонанса две эти посылки в одном утверждении? Ничто не наморщило при этом ваш девственный гладкий мозг? Ладно, наш писатель — дурак и романтик, но ты, Ольга? Когда ты успела так стремительно поглупеть?
— Что ты имеешь в виду? — обиделся я.
— Он хочет сказать, — ответила сердито Ольга, — что, раз локаль готовили, то про неё знают по крайней мере те, кто это делал.
— Какая умница! Можешь же, когда захочешь! На что спорим, там уже сидят и, благодарно чавкая вашими запасами, ждут, когда вы принесёте им детей, женщин, уникальных научных специалистов и, конечно, рекурсор?
— Ты серьёзно? — спросил я.
— А вы? Вы серьёзно? Вы вообще об этом не подумали?
— Подумали, — призналась Ольга, — но я не вижу другого выхода. Отправим сперва разведку. Вот прямо сейчас и отправим.
Она сняла трубку древнего чёрного телефона и трижды крутанула диск.
— Убежище? Громова. Дайте мне дежурного.