— Зайдем на минутку? — в шутку предложил Цыгайло. — А то у меня от этих консервов уже кишки узлом.
А у фрицев весело, девочки, поросенок поспевает — с лучком, чесноком…
Темнело. Скапливались вечерние тени. Проглядывали контуры водонапорной башни — значит, совхоз. Мастерские МТС (машинно-тракторной станции). За деревней наткнулись на затянутую маскировочной сетью батарею «фердинандов» — «истребителей танков». Здесь все было серьезно — огневые точки, блиндажи, пулеметные гнезда, разветвленная сеть переходов между окопами. Судя по всему, это и было Бурмистрово. Батарею охраняло не меньше взвода солдат. Справившись с соблазном закидать их гранатами, разведчики юркнули в лес. Местность менялась — лес уже не составлял преобладающую часть ландшафта. Ползли, крались, перебегали, толкая в спину «языка», который никак не хотел осваивать особенности скрытого передвижения по пересеченной местности. Напряженно вглядывались в тяжелую тьму. В ложбинке между покатыми холмами была еще одна деревенька, занятая немцами. Контуры хаток — словно рослые скирды сена. Приглушенно гудел генератор, доносилась немецкая речь. Зорин практически не сомневался — это и есть Корюжевка. Но все-таки требовались уточнения. «Спросили» у часового на околице, обрисовавшегося в белесовато-мутной мгле. Тот охотно подсказал «ночным прохожим» — да, это Корюжевка, передовой рубеж, здесь стоит второй мотострелковый батальон третьего механизированного полка двадцать девятой мотопехотной дивизии, а Ваффен-СС в этой местности уже нет. За холмом никакой колючей проволоки, прожекторных установок — поскольку русских войск, по данным разведки, там тоже нет. А завтра и второго мотострелкового батальона не будет — получен приказ рано утром сниматься с занимаемых позиций и передислоцироваться юго-западнее…
Он просил не убивать его, ссылался на любимую жену в Дрездене, мелкого сына в грязных штанишках. Уверял, что война должна вестись по общепринятым нормам, а не диким образом, ведь мы живем в цивилизованном мире, где всякий военнопленный имеет права…
— Чего он там мырчал? — не понял Цыгайло.
— Даже переводить не хочется, — буркнул Зорин, вытер нож о траву и махнул рукой.
Полтора километра по какой-то клочковато заросшей местности, проход между холмами. Над полем стелилась голубовато-призрачная мгла. Расплывалась горбатина далекого леса. Всё такое непрочное, зыбкое, опасное. Он точно помнил, как шевелились сомнения, когда он смотрел на это поле, украшенное островками кустарника. Сто пятьдесят метров, а за ними лес. Там уже наши. Какая-то мысль — сверлящая, назойливая, как комар. Было время все обдумать, оценить, но разведчики газовали от нетерпения, да и самому, если честно, хотелось побыстрее оказаться у своих — тут идти-то…
— Рассыпаться, — приказал он, — кучей не валим. И шустро через поле…
В какой-то миг он выпустил из вида своих ребят. Поле заросло глухим бурьяном, исполосовано рытвинами, кочками. Ногу подвернул — надо же, какой неуклюжий! Поднялся, побежал, прихрамывая, догоняя своих. Слева Цыгайло подталкивал в спину пленного, а тот по мере удаления от позиций немецких войск становился каким-то нервным, плохо управляемым. Еще левее — Дорохов — вырвался вперед, двигался боком, оглядывался, поторапливал. Справа Мишка Вершинин, еще правее растяпа Листвянский. Екнуло в груди, когда он пробежал мимо рваной ямы, с краями, заросшими свежей травой, споткнулся о каску — откуда здесь, скажите на милость, каска? Обратил внимание на странный бугорок в траве, притормозил, всмотрелся — да это же разложившийся труп в советской шинели!
В этот момент все и взорвалось! Оглушительный хлопок, и там, где был Дорохов, расцвел оранжевый куст пламени. Зорин повалился в борозду — это и спасло ему жизнь. Закричал, как ишак, пленный Ланге, оттолкнул Цыгайло, побежал куда глаза глядят. Цыгайло бросился ловить, наступил на мину… От второго взрыва заложило уши. Зорина вырвало, разноцветные круги заплясали перед глазами.
— Товарищ сержант!!! — истошно вопил Листвянский. — Вы куда нас завели, это минное поле!!! — Он бросился бежать в обратную сторону. Что же он делает, идиот? Беги по собственным следам, а не по диагонали! Третий куст расцвел — и Листвянский взлетел, махая руками — или часть Листвянского взлетела…
Зорин стонал от бессилия, стал откатываться назад, добрался до воронки, заросшей травой, скатился в нее. А в следующее мгновение ему на голову сверзился Вершинин — обезумевший от страха, злости, схватил Зорина за грудки.