Подавив вскрик, Дэн принял самое серьёзное, самое равнодушное выражение лица и сел прямо, как подобает ученику музыкальной школы. Этот вид не удовлетворил учителя Ашаза, и он ещё раз уколол ван Лиота, на этот раз в бедро. Тут главное было не заплакать, хотя в носу и глазах сразу защекотало. Было больно и обидно. Но Дэн терпел.
К его облегчению, повозка въехала в ворота зимней резиденции короля и остановилась. Мальчики строем миновали прекрасную аллею, удивительный сад и диковинный фонтан каскадом. Возле крыльца юные дарования, чинно и степенно, как маленькие старички, выстроились парами. Впереди и сзади этого строя встали учителя, тоже парами. Вся процессия поплелась в большой танцевальный зал, где уже начали понемногу собираться гости. Очевидно, не самые важные. Дэн заметил, как некоторые из них присматриваются к залу, к детям, к любой мелочи. Но некоторые просто сидели на банкетках или стульях, пристально глядя на двери. Возможно, что всё это были люди из дворцовой стражи или «тайного круга» - Гуди рассказывал о службе безопасности Кардавера с таким названием. От этих мыслей коленки у Дэна задрожали. Детей проводили на помост, украшенный бесчисленным количеством белых, розовых и бордовых роз. От их сладкого, густого, словно варенье, запаха заболела голова. Он покосился на соседей, которых учителя рассаживали по местам – двенадцатилетний пианист был бледнее рубашки, маленькие скрипачи, похоже, находились на грани обморока. Будь Дэн магом ложи Страха – получил бы немало сторонней энергии.
Под пристальными взглядами стоявших и сидевших в зале людей музыканты настроили инструменты. Сыграли пробную пьесу: «Здравствуйте, здравствуйте!» скромного композитора Элио За. Он никогда не пытался демонстрировать свой талант перед богачами, играл в тавернах и на площадях, и его музыку часто приписывали другим композиторам. Но За сочинил так много, что хватило бы и на десятерых, и все его пьесы были очень любимы. А некоторые даже входили в бальную программу уже больше двадцати лет.
В зале уже шумели, ходили туда-сюда, раскачивались на стульях не меньше трёх десятков людей. Входили и выходили и другие – похоже, всё одни только простаки. У Дэна не было такого нюха на магов, как, например, у его матери, но он иногда угадывал, простак перед ним или нет. Чтобы точно понять, надо начать играть – простаки отзываются на музыку, а маги реагируют на самого музыканта. А сыграли они пока в полной суете и мешанине, и он не успел прислушаться к чужим эмоциям.
Вошёл король. Старый, кривоногий, в узких полосатых штанах с пряжками у колен. Его жена, гораздо моложе, сухая и тонкая, как зимняя ветка, и сын, нескладный человек лет сорока, вечный принц, следовали за Кардавером Кешузом, как две вытянутые утренние тени. Король оделся довольно скромно – в тёмные серые и синие одежды, всего четыре слоя, и туфли простые, стоптанные и без задников, хоть и с заметным каблуком. А вот королева и принц надели столько слоёв, что и не сосчитать. Пышность одежд только подчёркивала их худобу – из кружев, воланов и лент торчали жилистые шеи, костлявые руки и тощие лодыжки. За принцем, в сопровождении двух камеристок, шла некрасивая девушка с вытянутым напудренным лицом. Дэн слышал, что принц собирается жениться, но думал, что его невеста будет пышная, как цветок, красавица вроде Ивери с соседней улицы.
Хрупкий, синевато-бледный пианист играл первым. Со своего стула Дэн исподволь наблюдал за залом и в особенности за королевской семьёй.
«Если засечёшь хоть одного Светлого мага, ничего не делай! – предупредил Дэна Гуди. – Но если ни одного… тогда действуй! Мы ещё поднимем в этом городишке бурю!»
Дэн не очень понимал, о какой буре идёт речь. Он даже не очень хорошо осознавал, что ему предстоит сделать. Для него всё сводилось к тому, чтобы соединить игру на ненавистной лютне и запрещённую магию. И потому больше всего мальчика волновало, не притаился ли где-нибудь наблюдающий за ним Светлый маг. Если что-нибудь пойдёт не так – маг схватит его и тут же убьёт.
Когда через четыре пьесы очередь дошла до Дэна, его пальцы онемели от напряжения. Под прожигающим насквозь взглядом учителя Ашаза мальчик едва не выронил свою лютню. В отчаянии он оглядел зал – смеются? Сочувствуют? Слушатели снисходительно ждали. Король приложил к губам платочек, промокнул уголки и медленно улыбнулся. Очень медленно. Его губы растягивались как будто против воли. Зубы у короля были, наверное, вставные – крупные, белые, блестящие. Королева посмотрела на мужа, кивнула и тихонько зааплодировала музыканту. Зрители тоже вежливо похлопали, и Дэн, наконец, справился с лютней и начал играть.