Но вот он нашёл старшего брата, и что же? Во-первых, Гудвин не желает ничего говорить. Не доверяет или просто слишком верен идеям того человека? Во-вторых, сам Гуди вёл себя так, что Дэну хотелось его в порошок стереть.
Кроме этих невесёлых размышлений было и ещё одно. Дэн мучился тем, что оставил позади, в деревне Сонной. Люди, окружавшие магов под влиянием его музыки, не убили магов. Всего лишь удержали. Но он мог их убить и ощутил это. Как и тогда, на концерте, при покушении на короля, Дэна переполняла энергия, от которой хотелось рыгнуть, как после слишком сытной трапезы. И нелегким делом оказалось удержать часть её в себе, хотелось выплеснуть всё без остатка. Тех Светлых магов просто размазало бы по земле, а может быть, и вообще всех, кто там находился.
И даже то, что произошло, когда ван Лиот сдержался и отдал приказ никого не убивать, поразило его. Власть над людьми, заполненность опустошённых душ его эмоциями… страх в глазах Светлых… это напугало Дэнни. Он ещё не поверил до конца в свои силы. В одном из сёл он заставил прыгнуть в реку целую толпу, всего лишь испытывая проснувшиеся способности, и ему тогда тоже стало страшно, едва люди покорились.
«Я перестарался, - думал Дэнни. – Это всё скрипка. Она слишком сильна для меня, и мне придётся её как-то усмирить».
Но он не верил, что сможет.
На рассвете, после того, как Натани и её сестра приготовили жидкую похлёбку, Дэн растолкал Гудвина. Они выхлебали из мисок горячее варево и стали собираться в путь.
Сара Натани, вся в заботах о прибавившихся подопечных, едва нашла на него время.
- Что ты будешь с ними делать? – спросил Дэн. – Скоро зима. Они же перемрут один за другим!
- Мы успеем отвезти их на границу с Хихином, тут не так уж далеко. К тому же тут, на юго-востоке, осень гораздо теплее, - деловито пояснила Натани. – Мы подселим их в бродяжье село, знаешь такое?
Дэн не знал. Натани пояснила: есть такие места, где бродяги и изгнанники могут остановиться надолго, перезимовать, как-то перебиться. Их там много, они друг другу помогают. Нужда, конечно, в таких сёлах царит страшная, но все друг за дружку держатся, все стараются не унывать.
- Не унывать! – воскликнул Дэн. – Как можно не унывать, если тебе нечего есть?
- Многие добрые люди помогают им. Едой, дровами, одеждой, - сказала Натани. – В любом случае, добраться туда мы сможем.
- В таком случае в добрый путь, - ответил ей Дэн. – Я хотел попросить у тебя пару одеял и немного хлеба в дорогу. Мы уходим.
- Куда? – вскрикнула Натани, и её карие глаза тут же наполнились слезами.
Этого ещё не хватало. С чего бы ей реветь? Сама ведь и близко его не подпускала, а теперь, оказывается, жалеет, что он уходит. «Пойди разбери этих женщин», - подумал Дэн, впервые понявший, каково это – общаться с девушкой.
- Я не хочу, чтобы мой брат жил в каком-то бродяжьем притоне. У нас был свой дом, и мы вернёмся с ним туда, где он стоял.
- Куда это? В Азельму? А если вас там поймают?
Дэн пожал плечами.
- Мне кажется, до нас уже нет никому никакого дела.
Конечно, он так не думал. Маги сказали ему, что приказ о его поимке им отдал Глава Комитета. Стало быть, кому-то есть дело. Но не рассказывать же об этом Натани?
Взяв по одеялу и куску хлеба, братья ван Лиоты проводили взглядами кибитку, запряжённую двумя гнедыми лошадьми, и вереницу людей, которые тащились следом за нею. И пошли в другую сторону.
Дэнни нёс в заплечном мешке книгу и скрипку. Ему было страшно дотронуться до инструмента, словно это его воля заставила подростка творить зло, а не наоборот.
Гуди снова погрузился в безразличие, и заговорить с Дэном не пытался. Они шли в сторону побережья, подгоняемые тёплым ветерком.
- Я всё-таки хочу найти тех, кто тебя заставил участвовать в этом, - сказал Дэн брату на привале.
Кругом не было ни души. Земля дышала поздним теплом и сыростью, с тихим шорохом струилась осенняя пожухлая листва, падая с деревьев. Пахло прелью и грибами. Маленькая тополиная роща шептала имена из чьих-то снов, и не было конца листопаду.
- Зачем? – спросил Гуди.
- Не знаю, - ответил Дэн. – В глаза посмотреть.
У него сжалось горло. Он совсем не хотел видеть глаза людей, сделавших с его семьёй такое. Он лучше увидел бы их смерть.
- Я не скажу, - сказал Гуди всё тем же равнодушным голосом. – Во всяком случае, все эти трудности сделали из тебя мужчину. А не обезьянку с лютней. Знаешь, кто бы ты был сейчас, если бы не перемены? Девчонкой в кружевных манжетах и с бантиком на шее.
Дэн хотел что-то возразить, но почувствовал, что дыхание совсем спёрло. Сердце болезненно сжалось, в горле будто застряла рыбья кость с острыми рёбрами. До смерти захотелось, чтобы и Гуди ощутил эту боль.