В его игре была целая гамма эмоций: тысячи часов скучных занятий, когда за окном светит солнце, а тебе надо сидеть смирно перед пюпитром; усталость и резь в пальцах; отчаяние, что его побьют, если он не сыграет, как надо; боль в горле после вокальных упражнений; трясущиеся от страха колени на каждом публичном выступлении или на экзаменах. Но больше всего мальчик вложил в музыку ненависти. О, как он ненавидел свою лютню, как он мечтал, что лопнет её лакированная дека, что струны перелопаются одна за другой, что со звуком выстрела переломится пополам гриф. Дэн закрыл глаза, представляя смерть инструмента, и вдруг струны действительно начали лопаться. Две или три ударили по пальцам, другие ожгли щёку и подбородок. Дэн закончил соло на остатках струн жалким подобием аккорда, встал и поклонился. На пол упало несколько капель крови и слезинок.
Ему аплодировали стоя. У Дэна даже перехватило дыхание от нахлынувших на него зрительских эмоций! Это было прекрасно. Хорошо, что Гуди научил его, как поступать. Мальчик представил себе, как от этих людей к нему идут невидимые тонкие струнки, похожие на паутинки. Их можно потянуть к себе, можно намотать на кулак, чем Дэн и занялся. Это были очень разные струнки, и надо было, конечно, обратить внимание, нет ли среди них магии, но про это мальчик сразу же забыл. Он помнил только то, что относилось к наставлениям Гуди по части воздействия на Кардавера.
«Много на себя не бери, тебе не надо – много! – поучал брат. – Когда почувствуешь, что как будто напился воды по самое не хочу, будет в самый раз. И тогда уже скидывай человеку, который будет стоять за королём, справа. Слышишь? Справа, не слева…»
И Дэн Софет ван Лиот действительно почувствовал некое состояние, будто он наполнен. Даже захотелось рыгнуть. Эмоции-струнки звенели, натянутые на его маленький кулак. Дэн поймал взгляд короля и улыбнулся. Король слабо растянул губы, но страшных белых зубов обнажить не успел – упал с кресла лицом в ковёр и жутко всхрапнул. Дэн испуганно замер. За правым плечом короля никого не было.
Стало очень, очень тихо. Но не так, как накануне в школе, а иначе. Тишина была зловещей. В этой тишине Дэн слышал, как дышат люди, как кто-то из маленьких музыкантов пустил струйку мочи, как встают с кресел слушатели. Королева упала на колени возле его величества Кардавера Кешуза, а вечный принц, который только что получил возможность сменить титул, коротко, нервно засмеялся. Смех его тут же заглох.
«Никто не заподозрит тебя, - горячо убеждал маленького брата Гуди, - это даже… это даже не убийство! К тому же ты просто передашь свою энергию человеку за правым плечом старика! Это не ты будешь убийцей короля, пойми, Дэнни!»
«Но я всё равно буду… буду виноват!»
Ох, Дэн! Да он же такой старый, что все только и ждут, пока он помрёт, со дня на день ждут! Но едва он помрёт, как начнётся. Мы сможем понять голову. Это лишь на краткий миг, но нам и его хватит для восстания! Ты понимаешь? И мы будем свободны!»
Дэн очень хотел, чтобы маги, такие, как он и Гуди, были свободными. И он думал, что всё понимает. Он так думал до этого момента. Теперь же он чувствовал только боль в рассаженных лопнувшими струнами пальцах и оцарапанном подбородке. До тех пор, пока учителя не начали собирать растерянных детей и выводить из зала, мальчик просто стоял и сжимал покалеченную лютню. И шмыгал носом. Он казался младше своих лет, очень худой, темноволосый, бледный, черноглазый мальчик.
Именно тогда он увидел Светлого мага в самом конце зала, у входной арки – мага с пронзительными серыми глазами, вытянутым лицом, тяжёлой челюстью и тонкими губами. Маг смотрел на Дэна не отрываясь. Но ничего не сделал, только потёр тонкими, как у музыканта, пальцами гладко выбритый подбородок. И мальчик помертвел. Сейчас Светлый догадается и обязательно арестует его. А может быть, сразу же лишит всех эмоций – Дэн не единожды слышал о таком.
Учитель Ашаз схватил Дэна за руку, дёрнул, начал тормошить. Маг отвёл, наконец, от Лиота тяжёлый и холодный взгляд, посмотрел на суетящихся вокруг короля людей и подозвал к себе двух человек. Указал на музыкантов, что-то сказал, но Дэна уже вывели из зала, и он ничего не услышал.