Но в приёмную магов понабежало достаточно, чтобы одни могли пользоваться путами, а другие – колдовать. Так что, пожалуй, даже имей Дэнни какие-то ресурсы на то, чтобы отбиваться от держателей пут – ему бы это не помогло.
«Всё идёт так, как надо, малыш. Тэллин подставил Марсела только для того, чтобы сдать тебя «кругу». Он думает, что ему прибавится доверия, а также хочет снова навредить мне. Но ты не бойся, всё так, как надо».
Словно дыхание за спиной. Даже затылок остриженный защекотало от этих слов. Присутствие Роза перестало ощущаться почти сразу же.
Дэн в последний раз посмотрел на Марсела Демена. Бледный, испуганный, он едва не плакал.
Главный из «тайного круга» проследил за взглядом Дэнни.
- Пожалуй, его можно совсем удалить, - сказал он снисходительно.
Марсел затравленно вскрикнул, когда ему заломили руки и вывели из приёмной через входную дверь. А Дэна увели в боковую, провели тёмным коридором, где тускло мерцали совсем маленькие фонарики, и водворили в темноту. Втолкнули, щёлкнули замком, оставили одного.
Дэн провёл по волосам – заколку с длинной пряди кто-то успел содрать, а он и не заметил. Отобрали и брошь-змейку. Жаль, он думал, что её длинная игла может в случае чего сойти за оружие.
Дэн принялся наощупь изучать камеру, в которой его заперли, но скоро пришёл к заключению, что она пуста. Пол, стены – всё из гладкого камня, щели между плитами едва ощутимы. Окна нет, даже забитого. Где дверь – не понять, не прощупывается. Ни кровати, ни стула, ни тюфяка, ни соломы. Ни даже дыры в полу – для отправления нужды. Ничего. Его словно поместили в пустоту, тёмную, непроницаемую темноту. Наверное, так выглядело великое нечто до того, как Спящий открыл свои глаза и создал мировое Зерно. Точнее, оно не выглядело никак.
И ещё тишина. Снаружи не доносилось ни звука, а движения самого Дэна звучали приглушённо, как будто темнота сделана из сукна. Дэнни лёг на твёрдые ровные плитки и положил руки под голову. Держать глаза открытыми или закрытыми – без разницы, но закрытые они хотя бы не сохли. Рано или поздно кто-то придёт. Никому ведь не захочется убирать отсюда его отходы по естественной надобности… да и его бездыханное тело после того, как всё закончится. Да и зачем кому-то ждать, пока он, Дэнни, умрёт своей смертью? Гораздо быстрее было бы сразу убить его, там же, в приёмной. Раз оставили в живых – значит, для чего-то он им ещё нужен, хотя бы и недолго. Так что – придут.
Так прошло довольно много времени – Дэн не мог сказать точно, сколько, но никак не меньше трёх часов, а то и больше. Он мог судить лишь по собственному мочевому пузырю.
Дэн чувствовал, что связывающие чары на нём до сих пор держатся. Так что даже мыслесвязь с Чезаре, скорее всего, ему бы не удалась. Тогда он сделал единственное, что оставалось – начал думать музыку. Как всегда, мелодия появилась из ниоткуда. Робкая, без слов, очень тихая и нежная. Так могла бы звучать чёрная скрипка в минуты самых тёплых чувств… к кому? Или к чему? Дэн не стал терзать себя лишними мыслями на этот счёт. Он скучал – по жизни, по свету, по просторам, открывавшимся взгляду с дорог, пройденных им этой осенью. По девушкам, с которыми был знаком, по людям, которые встречались на пути. И по настоящей, не мысленной музыке. В его голове зазвучали бубен Ильфи и дудочка Торда. И только Сара Натани молчала. Её прекрасный, сильный голос так нравился Дэну, но сейчас у него не получалось то ли вспомнить его, то ли заставить петь… Но её тема – сильное, гордое звучание – вдруг зазвучала в нём стройными гитарными аккордами. А вот и тема Роза – странно, что он звучит как лютня. Звонкая, переливчатая, с множеством вариаций тема. И резкие, трескучие звуки фагота – это Тэллин. Дэн недолюбливал деревянные духовые, особенно фагот. С вступлением партии вкрадчивого гобоя – скорее всего, магов «тайного круга», решил Дэнни – мелодия стала неровной, дёрганой, как будто пульсировал нарыв. Дэн перестал быть хозяином и повелителем музыки, поплыл по её течению, и постепенно в комнате стало светлей. Он сквозь сомкнутые веки видел это. А когда открыл глаза, то увидел, что стены слабо светятся. Тогда он совладал с мелодией и заставил её шириться и расти по своему настроению – как будто преодолевал приступ боли. Стихли гобои и фагот, смолкла лютня. Остались скрипка, гитара, флейта и бубен. И ещё тихие, с рассыпчатым звоном, бубенчики. Дэн сел и увидел справа от себя очертания двери – казалось, что ещё небольшое усилие, и она распахнётся.