Почувствовала она и раскаяние Чезаре. Подошла поближе, уткнулась лицом в суконную шинель. Чезаре неуклюже обнял её, держа лошадь за уздечку. Та, озорничая, пожевала ему кепи, выплюнула на дорогу, фыркнула.
Линлор тихо шмыгнула носом.
- Что будет дальше?
- Я не знаю, - ответил Чезаре.
Он правда не знал. Надо было что-то предпринимать – вытаскивать Дэнни или хотя бы добиваться для него улучшения условий, разбираться с подселенцем и некромантом в Азельме, и, конечно, не последним делом Чезаре считал уничтожение Гисли. Хотя бы потому, что тот угрожал. «Береги спины своих близких» - кажется, примерно так он сказал. Ну так пусть побережёт свою.
- Не знаю, - повторил Чезаре, понимая, что Линлор уже прочитала его эмоции и поняла, что им будет двигать на протяжении ближайшего времени.
До тюрьмы они доехали медленным шагом, словно боясь прибыть туда раньше времени.
***
Упырёк стоял на крыльце с большой деревянной лопатой – сгребал снег. Нынче выпало не так-то много, да и лёгкий, пушистый – обманчиво пушистый. Сразу не уберёшь, так слежится – потом только хуже будет. Портер крутился рядом, виляя толстеньким бубликом хвоста и иногда взлаивая на снежинки, ложившиеся ему на нос.
- Эй, трупарь! – крикнули ему через всё кладбище.
Портер залаял уже иначе: с рычанием, низким вибрирующим голосом. Защищал, стерёг. Дард прищурился, разглядывая, кого там жив-курилки принесли, но увидел только силуэт. Навстречу ему он не пошёл: сам доберётся, ничего с ним не станется.
Когда человек приблизился, стало ясно, что при нём на волокуше лежит человек.
Обычно сдача трупов происходила не так. Их привозили на освидетельствование сразу в гробу, дешёвом и щелястом, при некроманте снимали крышку, велели проверить. Как будто мало им своих проверок. Из-за их издевательств над живыми и над трупами Дард редко когда мог заполучить себе в безраздельную собственность нормального чистенького мертвеца без остаточных эмоций. Может быть, сейчас повезёт?
Человек с волокушей оказался каким-то чужим, незнакомым. В длинной рясе из серой шерсти, клеёнчатых нарукавниках и фартуке, он был похож на священника. Новенький? Не тюремщик, это точно.
- Иди-ка сюда. Мне надо, чтобы этот заговорил, - буркнул он без приветствий и околичностей. – И побыстрей.
- Прямо здесь? Или желаете пройти в дом? – сдерживая законное возмущение, спросил Дард. Потому как всякие чужаки тут не смеют пинать его трупы.
- В твою вонючую нору? Нет. Давай тут.
Дард пожал плечами. Ну можно и тут. Встал возле волокуш на колени, прикоснулся тыльной стороной ладони ко лбу мертвеца. Хороший мертвец. Во-первых, ещё не застывший, умер небось только-только, может быть даже, минут десять назад. Во-вторых, никакими эмоциями от него не веяло. Душа трупа с радостью удрала подальше от издевательств Тартуты, не жаждая вернуться в своё хилое обиталище и не мечтая отомстить мучителям.
- Вам его совсем оживить надо? Или чтоб только говорил? – спросил Дард на всякий случай.
- А можешь совсем? – заинтересовался серорясый, присаживаясь рядом на корточки. – Попробуй, конечно, он бы нам ещё пригодился.
Дард на него покосился. Молодой Светлый маг, наверное, вторая или третья степень, по возрасту – и тридцати лет не исполнилось, нос с горбинкой, тёмные пятнышки на лице. Что он тут забыл, в таком месте? Видно же, что не из простых, что образованный – говорит правильно, гладко, даже одежда из дорогой ткани на нём…
- Нет, совсем не могу, - сообщил Упырёк серорясому. – Тут ведь как работает: чтобы полностью воскресить одного – надо уморить другого.
- Уморить?
- Убить, - Дард выставил указательный палец и ткнул себе под нижнюю челюсть. Вроде как выстрелил.
Молодой Светлый маг подумал и сказал, что тогда можно и не совсем – лишь бы мертвец мог заговорить.
Дард прикрыл глаза, ища дух усопшего. Мелькнуло перед внутренним взором прекрасное девичье лицо, воздушные пряди светлых волос, сомкнутые веки. Лик Смерти. Возле неё духи роем вьются – только и знай, что ищи там «своего».
Мёртвый пошевелился. Э, нет, малый, тебе ещё рано вставать.
- От чего умер-то?
- Ты некромант, ты и должен знать, - пожал плечами серорясый.
- Пытали?
Упырёк открыл глаза, посмотрел ещё раз на мертвеца. Лицо заострилось, щёки запали, глаза ввалились. Как будто старик. А ведь ни морщин, ни седины. И никаких – никаких! – остаточных эмоций. Словно не мертвец, а статуя.
А следов пыток нет.