Чем характеризуется метафизика? Она оперирует отвлеченными понятиями и является инструментом построения мировоззрений и логик. Эта дисциплина как бы стоит над человеческим опытом и претендует на роль учения о сверхчувственных формах бытия. Нет, имеется в виду отнюдь не мир ангелов и демонов в их христианском понимании. Ангелы и демоны метафизики — информация, стоимость, ценности и другие ненаблюдаемые объекты.
Как суммировать метафизическую картину мира, сложившуюся в британской элите? Вот как: Бога, по крайней мере, Бога христианского не существует, а человек — трусливое, управляемое, продажное животное. Следовательно, вопрос стоит только так: чем пугать, какими стимулами управлять, почем покупать?
Во времена министра иностранных дел Ее Величества лорда Бальфура казалось, что метафизические технологии восторжествовали. Например, богатства многомиллионной Индии опорожнялись с помощь всего лишь нескольких десятков тысяч англичан. В их «метафизические» головы приходили удивительные идеи по управлению религиозными чувствами туземцев. Как они спровоцировали в нужный момент восстание сипаев? Индуистам сказали, что патроны смазываются жиром священной коровы, а мусульманам — что свиным салом...
Одним из членов Метафизического общества был Дарвин. Его «теория» — один из типичных результатов метафизики. (Шпенглер удачно назвал ее гипотетической протоплазмой). С ловкостью шимпанзе дарвинизм взгромоздился выше науки. Он оказался отнюдь не объективным результатом исследований. Курьезная гипотеза, доказывавшая, в частности, будто бурые медведи произошли от китов, стала эффективным информационным оружием. Борьба видов среди животных как бы подтверждала закономерность покорения Британией «отсталых» народов.[10]
И это еще не все. Промежуточное существо между приматом и человеком безуспешно ищут до сих пор, зато за время этих поисков миллионы людей уверовали в свою звероподобность. Их мировоззрение — взгляд из-под нависших надбровных дуг гориллы. На окружающий мир смотрят нечеловеческие глазки. В них вечная жажда насыщения. Они налиты кровью гнева и похоти...
Еще в советское время мне довелось наблюдать исследования обезьян, проводившиеся профессором Денисовым в одном из академических институтов под Ленинградом. Перед тем, как впервые приблизиться к клеткам с шимпанзе, я получил предостережение: близко к решеткам не подходить — ревнивые самцы могут описать. И вот мы вошли. Неожиданно раздались бурные аплодисменты. В ладоши хлопали все — и самцы, и самки, и детеныши. Денисов очень гордился выработкой этого рефлекса, сопутствующего кормлению. Еще он показывал мне, как мамаши-шимпанзе гордятся успехами своих детенышей, которых ученые пытались обучить работать на компьютере.
Летом питомцев Денисова вывозили на какой-то остров в Псковской области, где шимпанзе постоянно находились под прицелом кинокамер. Так появился документальный фильм, который был очень популярен в советское время. Он назывался «Остров».
Я думаю, опыты с обезьянами имели какой-нибудь оборонный, прицел. А идеологический пафос исследований советского ученого был очевиден: обезьяны такие же, как и мы. И управлять ими для нужд государства можно так же, как управляют строителями коммунизма.
Демографический пшик
Если бы аисты действительно приносили детей, в нынешнем мире им бы не поздоровилось. Их бы объявили посланцами мирового терроризма и сбивали ракетами «Стингер». Одновременно газетные утки вспомнили бы о Мальтусе. Закрякали бы о том, что эти зловредные аисты нарочно усугубляют демографические проблемы перенаселенной планеты.
Теория Мальтуса, кстати, также отвлеченная и умозрительная. Сначала диавол производит беспорядок в головах, а затем эта «турбулентность» проецируется в жизнь.
Итак, в больную голову вселяется мысль: тот, кто недостаточно закален, должен умереть. Предпочтительно — еще в детстве. Еще лучше — до наступления детства. Древние считали, что Янус, бог всяческого начала, охраняет каждого человека в первые моменты его утробной жизни, с акта зачатия. Однако он не уберег и не мог уберечь людей от вторжения в мир человекоубийственных идей, которые зародились, впрочем, еще до Мальтуса.
Шпенглер пишет: «Многоплодие изначального населения представляет собой природное явление, о котором даже никто и не задумывается и тем более не задается вопросом о его пользе или вреде. Когда в сознании возникают жизненные вопросы вообще, оказывается под вопросом сама жизнь. Отсюда берет начало мудрое ограничение числа рождающихся, оплакиваемое уже Полибием как роковое для Греции обстоятельство, однако широко практиковавшееся в больших городах еще задолго до него, а в римскую эпоху принявшее устрашающие масштабы; поначалу оно обосновывалось материальной нуждой, но уже очень скоро вообще никак не обосновывалось».