Янус — языческий бог всякого входа и выхода. Что касается выхода, то в медицине его принято обозначать аналогичным термином anus. Через это отверстие хаос также старается ворваться в мир человеческой культуры, идеологии, политики. В этом смысле даже определенная преемственность образовалась.
В 1785 философ Иеремия Бентам написал эссе «О педерастии». Англичанин призывал отменить любые санкции против гомосексуализма, лесбиянской любви, мастурбации и скотоложества. Осуждение педерастии он назвал «результатом иррациональных религиозных страхов, порожденных ветхозаветным разрушением Содома», закрепленных благодаря «иррациональной антипатии» общества к наслаждению в любом виде, особенно в сексуальном. Как видим, Фрейд не был оригинален. Христианская мораль не существовала в мире Бентама. Более того, он утверждал, что принцип аскетизма выдвигает на первый план то, что противно пользе. Философский ли он, или религиозный, — аскетизм всегда стремится уменьшить человеческое счастье... Так считал этот поборник свободы.
Впрочем, о «боге анусе», к которому склонились многие «бес-сильные мира сего» — ниже...
В знаменитом произведении Аристофана птицы утверждают свое первородство. Говорят, что порождены Хаосом в тартаре. Что являются древнейшей «расой» на земле. У них особые права: они — старше богов. Многочисленные стаи могут быть опасными для человека. В одной из сцен аристофановских «Птиц» герои едва спасаются от острых клювов.
Клюв, клевать и клеветать — от одного корня. Клевый — ловкий, умеющий ловить свое. Клевета, блеф, обман... Все эти снасти помогают ловить людей в сети, словно глупых перепелов. О таких старец Паисий Святогорец специально молился: «Помяни, Господи, рабов Твоих, которых ловят и хватают, как птиц».
...Что ж, думаете, заклюете нас, посланники хаоса? Но мы знаем другое: клевета сплетает нетленные венцы.
Да, в этой комедии (теперь театр Аристофана порой называют театром абсурда) бывало и страшно. Зрители испытывали чувство, которое Аристотель назвал, terror (ужас). Эти шоковые эмоции роднили театр с религиозными мистериями. Аристотель точно сформулировал их суть: «Таинственные празднества становятся незабываемым событием, отбрасывающим тень на всю дальнейшую жизнь человека, дают те ощущения, которые впоследствии изменяют все его существование». Пролетят века, и посвятительные мистерии превратятся в социальные технологии. Само «общество спектакля» будет срежиссировано террором. И он, этот ужас, произведет с человеком такую метаморфозу, которая не снилась ни Овидию, ни Апулею...
«Doors». «Двери» Джима Моррисона распахнулись, и в его открытое сознание хлынуло: «Страх — это крыльцо, пронзенное свистом северного ветра, орел, почуявший смерть, но грациозно парящий в ночи над серебристым кроликом». Моррисон пропел это с притопами и прихлопами, с падениями, напоминающими наркотическую ломку, и с «индейскими» покачиваниями из стороны в сторону. На сцене он вел себя, словно белены объелся. Впрочем, по сути, так оно и было.
Как будто именно аристофановским мотивом воспользовалась Дафна Дюморье, написавшая рассказ «Птицы». Его и экранизировал Хичкок. Начинались 60-е. Но шум крыльев слышали еще немногие.
Многие современники Хичкока увидели во всепроникающих убийственных «птицах» техногенный образ. А именно — последствия атомного взрыва. Но тогда — хаос рукотворен? Более того, некоторые последователи неоплатоников уверены: хаос необходим, чтобы из него... вырастал новый порядок. Порядок из хаоса — есть и такой девиз. Он принадлежит масонскому Ордену.
Один из излюбленных масонских знаков — пеликан. В старину считалось, что эта птица кормит птенцов собственным телом. Такой зоологический курьез породил символ жертвенности. Он изначально ложный, и, если приглядеться к политическим вольерам нашего времени, эта ложность весьма точно характеризует суть происходящего. Вампиры рекламируют донорство. Убийцы борются за мир и безопасность. Грабители, позируя перед видеокамерами, жертвуют деньги больным и бедным. Эти «перемещенные предметы» в нынешнем театре абсурда никого не удивляют. По крайней мере, — мыслящих людей. Уже привыкли. Мир так изменился, что даже абсурд теряет свой смысл.
Пеликан, конечно, кормит птенцов пойманной рыбой. А масонская птица-символ — норовит уловить христианские души.