Борис махнул рукой: всё равно, хоть на телеге, лишь бы подальше отсюда, от этого проклятого места, успевшего насквозь пропахнуть смертью. Смертью настоящей, не киношной… Где-то глубоко внутри он понимал, что здесь, на окраине города не просто был ликвидирован отряд "Капитана Отваги", тут, распятая под "спецовскими" пулями, осталась гнить какая-то часть его, Борисовой, души.
Ээх, что за пораженческие настроения! Взвейтесь, соколы, орлами, полно горе горевать! Соловей, соловей, пташечка! Майор, мля, выпить нету? Ах, есть?! Так что же ты молчишь, сука?! А нам – пополам, мы и из рожка выпить могем!!! А закуси нет, так и хрен с ним, после первой не закусывают. Бойцы, вы на меня не смотрите, етттто у меня просто нервный срыв… Что?! Машина не заводится?! Да я ей щас! Под первую категорию…
– …по башне вдарила балвааааанка, сейчас рванёт бааяякомплект!..
"Спецы" запихали в машину орущего Бориса и с облегчением вздохнули, когда машина, увозящая пьяного майора из Управы, скрылась за поворотом. Последним, что они услышали из удалявшегося автомобиля:
– …а маладоогооо камандииира несли с прабитой галавой!..
5.
Выгружали Бориса из машины аж четверо, среди которых были начальник дежурной части и полковник Воротилов. Во время этого Борис то и дело пытался достать из кобуры "Стечкин", царапая рукой хлястик клапана, пока, наконец, начальник дежурки не отобрал у него пистолет и не взмолился:
– Господи, как нажрался! На кой чёрт его сюда привезли? Домой его, к дьяволу, домой! Воротилов, укоризненно глядя на Бориса, сказал:
– Я, конечно, понимаю, товарищ Златокольцев. Нервный срыв и всё такое… Но нельзя же так!..
Борис посмотрел на Воротилова и икнул:
– А можно – сначала пулю в плечо, потом в бок, а потом – контрольный в чайник? Можно? Молчите уж, ваше благородие!
Воротилов беспомощно огляделся по сторонам в поисках кого-нибудь, на кого можно было бы свалить столь тяжкую ношу, как пьяный майор Златокольцев:
– Ну позовите же, наконец, кого-нибудь из его отдела! Кто знает, где он живёт и сможет дотащить его до квартиры!..
Через пяток-другой минут в дежурку вошёл хмурый Рэм, сопровождаемый решительной Юлей. В дежурке они обнаружили сильно пьяного Бориса и трёх молодых прапоров. Борис рассказывал что-то необычайно захватывающее, прапора слушали его, разинув рты:
– … и, приколись, мужики, тут она как заорет: "Я буду жаловаться на вас Генеральному Прокурору!" Я, дескать, графиня, и веду свой род от… мнээ.. как его, дьявола?.. А, ладно, бес с ним! Всё равно щас не вспомню… А я ей и говорю в ответ: "Графиня, возьмите графин и выпейте водички. И не кричите так, как будто вас режут, здесь не стадион. И, простите за нескромный вопрос, липовая лицензия на вывоз меди в Ближнее Зарубежье вам в наследство от ваших предков досталась? Если да, то укажите, от кого именно. Место погребения и так далее. Мы его откопаем и под суд за подделку документов!"
– А она чего? – выдохнули оба прапора в один голос.
– А она посмотрела на меня, как на Джека-Потрошителя и осевшим таким голосом спрашивает: "Это у вас что, шутки такие?"
– А вы?
– А я: "Нет, мадам, это у вас дело без срока давности. Сумма больно уж велика"… – Борис развернулся на стуле и увидел вошедших, – А, друзья! Заберите меня отседа. Высшее командование в благодарность за успешно проведённую операцию и учитывая моё нынешнее состояние представило меня к Ордену Сутулова первой степени с закруткой на спине!
– Не знаю, как там насчёт "Сутулова" различных степеней с закрутками, а вот то что ты сейчас – лауреат Всесоюзного конкурса "Лейся, пейся", это уж наверняка, – хмыкнул Рэм, – Воротилов тебя за такое пьянство завтра с дерьмом да без сахара…
– Подавится. По его собственным словам, моё нынешнее поведение после всего происшедшего вполне объяснимо. Короче, дядя шеф на нас сердиться не изволят! помотал головой Борис, – Дядя шеф дозволили мне сейчас отбыть на место постоянного проживания и хорошенько проспаться.
– Угу. А мне приказано тебя сопроводить до места твоего постоянного возлежания. В смысле – до кровати. Но вот леди… – кивнул Рэм в сторону Юли.
– Что – "леди?" – поднял бровь Борис, – Леди хочет, чтобы я остался здесь и развлекал дежурных? Я могу, я же этот, как его… во! Победитель Фестиваля Молодёжи и студенчества "Юность безысходная моя".
– Ага. А ещё победитель конкурса "Овца по жизни" – хмыкнул Рэм, – Солист Трижды Краснознамённого ансамбля Песни и Пьянки…
– Леди, – вмешалась Юля, – Леди оспаривает у капитана честь сопроводить героя-орденоносца и лауреата до места проживания.
Борис укоризненно посмотрел на Рэма:
– Эх вы, герр капитан! Как там в песне: "Снегопад, снегопад!"… Знаешь такую? Исполняет ВИА "Венеры" из Польши, руководитель – Мацал Кошек…И вообще! Как ты думаешь, вас самих-то скоро распустят?
– Тому, кто тебя поволочёт до хауса, велено считать себя на сегодня свободным, – ответил Рэм, – Но и остальных, вроде бы, долго не пропарят. Останется вдвое усиленный контингент в дежурной части, по два ответственных от каждого отдела, ну и, само собой, "спецы" всем калганом. Прочим – около девяти вечера придадут ускорения в сторону дома.
– Вот и славно! – обрадовался Борис, – Тогда прошу всех обитателей нашего кабинета ко мне в "группу продлённого дня".
– Стажёров тоже? – поинтересовался Рэм.
– Если никто из них не идет в музыкальную школу или не занимается в кружке "Умелые ручонки". В общем, по желанию. Карету мне, карету!
Один из прапоров вышел из дежурки, едва не помирая со смеху. Через пару-тройку минут из коридора раздался его крик:
– Ваше высокородие! Вам с бубенцами, или как?
– Бубенцы – это мещанство. С бубенцами пусть ездит начальник строевого отдела, у него слабость к наворотам, – крикнул в ответ Борис, – Клаксон на вашей трахоме имеется?
– Обижаете, ваше высокородие! – хохотнул второй прапорщик, оставшийся с ними в дежурке, – Всё по высшему разряду.
– Тогда, перед тем, как тронуться, – пробормотало "их высокородие", всё сильнее заплетаясь, – Пусть мальчик дуднёт в него два раза.
– Так попы на извозчике в свет выезжали, – хихикнула Юля, помогая ему встать со стула.
– Тогда пусть дуднёт не два, а три раза, – настаивал Борис.
– Дуднёт, дуднёт! Держись за меня, горе луковое!…
…и "мальчик", которому оказалось около сорока пяти лет, дуднул. По пути Борис рассказывал дежурному водителю скабрезные анекдоты, периодически извиняясь перед Юлей, что он такой пошляк. И она, и водитель, его охотно извиняли, потому что анекдоты были – как на подбор. Из того набора, который не рекомендуется рассказывать как раз именно водителям, потому что они могут не справиться с управлением. Но всё обошлось и Борис был благополучнейшим образом доставлен сначала к самому подъезду, а потом без приключений сопровождён Юлей до своей квартиры.
6.
В тот момент, когда Борис захлопывал дверь своей квартиры, ему в голову пришла неожиданная мысль. Он развернулся к Юле и спросил:
– Слушай, я – свинья! Ты же уже столько времени не была дома!
Она вздохнула:
– Ну и что?
– Так, может, тебя уже, как говорится, "ищут пожарные, ищет милиция". Родные, небось, с ума сходят!
– Никто меня не ищет. Родные на Югах, приобретают не свойственный нашим северным широтам загар. Фрукты-яблоки лопают. Вот только переодеться бы не помешало…
– Так иди переодевайся и снова сюда! – приказным тоном сказал Борис и добавил, предвосхищая её возражения, – За меня не бойся, в ванной башкой об стену не грохнусь. Я, если честно, там, в Конторе, больше притворялся. Очень уж не хотелось сегодня рапорта строчить. Вот, возьми ключ. Придёшь, сама двери откроешь.
Он протянул ей связку запасных ключей. Юля на секунду задумалась, затем согласно кивнула и взяла протянутый ей атрибут полного доверия.
– Жди меня и я вернусь! Заодно чего-нибудь пожевать прикуплю. Я так понимаю, ожидаем гостей?
Борису понравилось это "ожидаем". Он и сам уже не мог бы себе представить, что совсем недавно это самое "ожидаем" наверняка вызвало бы у него раздражение. Впрочем, тут ещё бабушка надвое сказала: раньше было – "раньше". И раньше не было этой удивительной девушки Юли. Поэтому он улыбнулся и согласно кивнул: