Борис обнял её за плечи, поднял и посадил на колени. Он упёрся своим лбом ей в щёку, мокрую от неожиданных для него слёз и, помолчав с минуту, произнес:
– Конечно, зайка. Никуда я меняться не собираюсь, ни в какую сторону. Ни в лучшую, ни, само собой, в худшую. А работа… На то она и работа, чтоб на ней работать, а не переживания переживать. Я тоже тебя очень-очень люблю.
Он поднял голову и отыскал своими губами её губы. Он целовал её сначала едва-едва касаясь своими губами её губ, потом постепенно его поцелуи усилились и наконец страсть охватила их обоих. Они целовались так неистово, так исступленно, как целуются только люди, знающие, что больше никогда не увидят друг друга. Так, как будто абсолютно точно известно, что завтра начнётся атомная война или одного из них должны расстрелять с первыми лучами N-ского солнца. Потом сказалась усталость и возбуждение пошло на спад. С неохотой оторвавшись друг от друга, они посмотрели на часы и Борис со вздохом сказал:
– Пошли-ка, мать, баиньки. Сегодня день был сумасшедший, а завтра ещё того покруче предстоит. Выспаться нам с тобой надо как следует. Не забывай, мне с утра – на ковёр.
9.
На ковёр Бориса выдернули не с самого утра, как он ожидал после достославной беседы с начальством по имени-отчеству генерал-лейтенант, а по фамилии Крымов. Сразу после появления в своём кабинете он отзвонился Эльге и она обрадовала его тем, что сообщила о переносе его отчёта начальству на середину рабочего дня. Эта небольшая передышка давала ему возможность получше подготовиться к предстоящему докладу о проделанной вчера работе. Борис быстренько собрал в своём кабинете всех, кто вчера занимался делом РНС и они всей толпой сели подбивать бабки. К тому моменту, когда Борису позвонила Эльга и сообщила, что "их высокопревосходительство" готовы принять, работа в общих чертах была завершена и Борис с "чистой совестью, холодной головой и горячим сердцем" выдвинулся по направлению к начальническому кабинету, прихватив с собой наброски только что состряпанного плана.
Эльга встретила его в приёмной, сверкнув ослепительной улыбкой, что вообще-то с её стороны являлось редкостью. Обычно она не баловала посетителей столь явными признаками своего благоволения, справедливо считая, что всем улыбаться – щёки потрескаются. Да и возомнить о себе посетитель может невесть что. По этой причине Борис вполне законно предположил, что его персональный рейтинг в данный момент, если так позволительно выразиться, "в самую дырочку".
– Ещё раз добрый день, Боря. Шеф вас ждёт, проходите, – продолжая лучезарно улыбаться сказала Эльга.
Борис мысленно хмыкнул. "Эк тебя, дивчина, раскочегарило! Вчера я ещё был "Борис", ещё ранее вообще "Борис Рудольфович", а сегодня уже просто – "Боря". Растём, правда не как герой молдавского народного Фэт Фрумос, не по часам, а только по дням, но тоже, в своём роде, прогресс! – подумал он с ухмылкой, Значит, "просто Боря"? Ну ладненько, "просто Мария" или точнее, "просто Эльга", теснее ряды!" Вслух же он сказал:
– Привет, Эльга! Как драгоценное?
– Не жалуюсь, – снова улыбнулась она, – А как ваше?
– Аналогично. Кстати, коли я теперь для вас, фройляйн, Боря, так может быть нам с вами уже совсем по-простому? Может быть, на "ты" перейдём? поинтересовался Борис.
Улыбка на лице Эльги слегка потускнела, она опустила глаза к бумагам, лежащим перед ней на столе. Когда она снова подняла на него свой взгляд, выражение её глаз было донельзя серьёзным. Она внимательно посмотрела на него и задумчиво произнесла:
– Мне кажется, что обязательно перейдём. Но не здесь и не сейчас, – она слегка помедлила и добавила веско, – С течением времени.
Борис молча кивнул и прошёл в кабинет. Пока он шёл к двери, в голове у него вертелась замечательная Ильфо-Петровская фраза, правда, с некоторыми изменениями: "Его любили стажёрки, секретари и даже одна женщина – зубной техник". Он успел правда самокритично подумать, что о любви секретарей пока говорить – делить шкуру неубитого медведя, но женщина – зубной техник в его биографии место имела. С этой мыслью он пару раз постучал костяшками пальцев в массивную дверь, толкнул её и прошёл внутрь, не дожидаясь ответа.
Генерал опять, как и вчера, стоял у окна. Борис подумал, что видимо у него такая манера встречать посетителей и подчинённых, причём подумал, что ещё не решил для себя самого – нравится ему такой способ приёма, или же нет. Скорее нравится, потому что манерой старого начальника было в момент входа посетителей восседать на своём месте в конце длиннющего стола как птица-гриф и при этом смотреть исподлобья таким мрачным взглядом, что вошедший уже заранее чувствовал себя виноватым во всех смертных грехах. В этот момент подчинённого можно было даже обвинить в том, что в Америкозии к власти пришли республиканцы и подчинённый бы терпеливо снёс все упрёки.
Орёл-генерал обернулся и изобразил на своём лице крайнюю степень приветливости. Не говоря лишних приветственных слов, шеф кивнул на стол, как бы предлагая присесть и приступить к делу без излишних проволочек. Борис плюхнулся на тот же стул, на котором сидел и вчера, начальство взгромоздилось в своё начальническое кресло и, сделав приветственный жест рукой, благоволило:
– Докладывайте.
И Борис доложил. По мере того, как он докладывал о работе, которую они успели провернуть за остаток вчерашнего дня всей толпой, лицо шефа принимало всеразличнейшие выражения. Примерно через пять минут доклада оно слегка вытянулось, некоторое время спустя на нём появилось выражение нескрываемого удивления. Под самый конец удивление сменилось улыбкой. В момент, когда Борис произнес: "У меня всё", лицо начальства напоминало цептеровскую кастрюлю после основательной чистки "Прилл-гелем". Он достал из стола сигареты, предложил Борису, после чего закурил сам. Не глядя на Бориса, шеф пустил струю дыма в потолок кабинета, помолчал с десяток секунд и неожиданно рассмеялся:
– Скажу вам честно, Борис Рудольфович, не ожидал от вас такой прыти. Не смотря на то, что кроме общих указаний, вы не получили от меня никакой рабочей информации или примерного плана действий, вы ухитрились состряпать полностью функциональный план проведения данной реорганизации. И знаете, что самое смешное?
Борис не знал и проявил интерес:
– И что же?
– То, что ваш план почти полностью совпадает с присланным из Центра. За исключением некоторых моментов. Чья была идея насчёт ЧОП-ов?
– Общая, Пётр Григорьевич. Мы сразу подумали о том, что в условиях нового режима деятельность частных охранных предприятий будет раз и навсегда прекращена, а там толпы хорошо обученных молодых ребят. Ну, может и не очень хорошо обученных, но уж никак не хуже лопухов из РНС. Работать они всё равно не хотят, а пушки в руках носить умеют. Дисциплины маловато, но это всё наживное. Мы о них сразу подумали. Чего их разгонять, если они пользу приносить могут.
– Вот-вот, сразу! А кроме вас эта прекрасная идея никому пока что в голову не пришла. Я вижу, что не ошибся со своим выбором. О вашей идее доложу в Центр немедленно. А вы продолжайте работать. План ваш я принимаю и полностью одобряю. Кстати, с сегодняшнего дня вы вполне официально можете считать себя начальником отдела. Примите у Грибоедова дела, он в курсе.
– А он сам куда? – невольно спросил Борис.
– Вас это так интересует? – приподнял бровь генерал, – Он уже в пенсионном возрасте, ну и… Понятно?
– Так точно, – кивнул Борис, в первый раз за время работы под началом у Гриба с жалостью подумав о нём.
– Кстати, готовьте новые погоны, пишу на вас представление. Негоже начальнику отдела в майорах ходить. Хотя бы подполковник.
– У меня ещё срок не подошёл, – удивился Борис, – Как минимум год остается!
Генерал махнул рукой: какие, дескать, мелочи! О чём вы, батенька? Он бросил взгляд на часы, давая понять, что аудиенция окончена. Борис встал из-за стола, собрал свои бумаги и откланялся.
Придя в кабинет, он сообщил результаты своего похода к начальству своим сослуживцам (теперь, правда, уже подчинённым), с нетерпением ожидавшим исхода его паломничества. Народ хором и дружно поздравил новоиспечённого начальника и Борис, в свою очередь, не остался в долгу. Приняв поздравления и поблагодарив коллектив, он быстренько озадачил всех до единого, продолжив вчерашнюю гонку, а сам выдвинулся по направлению Грибоедовского кабинета принимать дела.