. Вот уже на протяжении многих десятков лет этот самый студень является огромной проблемой для сталкеров. Обжигая кожу, он размягчает костную ткань, превращая кости в кисель, и процесс этот можно остановить, только прибегнув к ампутации «отмеченной» студнем конечности. С этой субстанцией я давно на «ты». Она была темой моей дипломной работы, и сейчас у меня в работе лекарство для пострадавших от студня. Мой научный руководитель мистер Каттерфилд уверен, что за этим лекарством будущее Хармонта. Я же мечтаю только об одном - уехать отсюда подальше и жить долго и счастливо по возможности. Но это вряд ли. Уехать из Хармонта нельзя - эмиграцию запретили еще лет тридцать назад. Приезжать вот таким, как Мишаня - молодым да глупым - можно, уезжать - ни в коем случае. Потому что никто толком не знает, чем аукнется появление «детей Зоны» в других, благополучных городах. Опытным путем доказано, что катастроф и бед у них прибавится. - Что ты видишь? - строго спрашиваю я Михаила, протягивая ему другой фарфоровый контейнер. Миша знает, что в таких контейнерах притаилась сама смерть, потому берет его из моих рук очень осторожно и при этом сосредоточенно сопит. Потом он смотрит на колбу на свет и с ужасом вопрошает: - Он зеленый?.. Мария Редриковна, он зеленый, ей-богу! Я довольно усмехаюсь и складываю руки на груди в ожидании продолжения. За Мишкой всегда интересно наблюдать. На самом деле зеленый цвет студня ничем не примечателен. Он просто был синий, а стал зеленый, потому что я решила смешать его с еще одним зловредным веществом из Зоны - зеленкой. Зеленка, естественно, окрасила студень в зеленый, а что еще можно было ожидать? Меня, как доктора наук, этот факт ужасно расстроил, я ожидала более вразумительной реакции. Мишка же тешит мое самолюбие и в красках восхищается моими талантами, после чего довольный убирается, наконец, в лабораторию, и там, мурлыкая незамысловатый мотивчик, собирается вплотную заняться зеленым образцом ведьминова студня. Зеленый займется зеленым... Я же иду к своему столу, заняться нудным, но таким необходимым делом - составлением месячных отчетов. Мы отсылаем эти отчеты в Центр Изучения Зоны, который находится очень далеко от изучаемого места. Там большие и важные люди решают, быть нашему институту или не быть. Давать нам денег или оставить прозябать без зарплаты. Они считают, что Мирового Института Внеземных Культур вполне достаточно, но я уверена, что именно за нашим молодым институтом - будущее. Документы меня ждут, проклятые, никуда не делись, не испарились... Я уже готова раскрыть первую папочку, морально настроившись на нужную работу и мысленно присоединившись к Мишке в лаборатории, но тут замечаю нечто странное. В моих не совсем идеально сложенных документах я вижу совершенно не известный, непонятно откуда взявшийся листок. Мне совершенно ясно, что он не имеет никакого отношения к прочим листкам на моем столе, и потому я хватаю его в первую очередь, уже горя желанием жестоко покарать того, кто осмелился рыться на моем столе и подкладывать какие-то записульки. Записулька оказывается желтым старым конвертом, на котором кривовато приклеены марки очень давних времен. Покрутив конверт в руках, понюхав и даже осторожно лизнув пожелтевшую от времени бумагу, я решаю, что видимой опасности в находке нет, поэтому считаю нужным конверт вскрыть. В конверте обнаруживается только одна бумажка. Картонный прямоугольник, и, перевернув его, я вижу фотографию. Очень старую, но четкую и даже чем-то ужасающее красивую. На фотографии запечатлено существо в красивом белом платьице. На голове этого кошмарика, что с натягом можно было бы назвать обезьянкой, красуется большой розовый бант. Тонкие губы, сложенные трубочкой, имитируют кого-то за кадром - так как вряд ли это существо в состоянии самостоятельно изображать эмоции. Из-под насупленных лохматых бровей недобро взирают маленькие, близко посаженные глазки без капли мысли в них. И мордочку, и руки, и ноги существа покрывает густая золотистая шерсть. Меня, доктора наук со стажем, которая уже навидалась всяких порождений Зоны, сложно удивить. Однако такие уродства мне еще не попадались. Что-то сильно напугало меня в этой фотографии, заставило вздрогнуть и убрать ее подальше в стол, где среди бумаг и документов ее точно не найти постороннему человеку. Видимо, дверца шкафчика в моем столе хлопает очень громко, так как на звук выскакивает Мишка и спрашивает с испугом: - Что случилось? На нас напали? - Нет, Миша, - ровно отвечаю я, - все нормально, продолжай работу. Зафиксируй мне все свойства полученной субстанции, пожалуйста. - Слушаюсь, шеф! - весело откликается мой лаборант, снова скрываясь в недрах лаборатории. Я же не могу найти в себе силы, чтобы работать. Чувствуя необъяснимую слабость и непреодолимое желание разобраться, для чего мне подкинули это фото, я начинаю собираться домой. Может, там, занятая заботой о спившейся матери и брошенном доме, я смогу забыть об этой странной фотографии и перестану думать, каким именно образом она оказалась у меня. - Я ухожу, Миша! - кричу на пороге, накидывая плащ. - Так скоро? - разочарованный Мишка появляется в дверях. Свои нелепые очки он держит в руках, на лице сосредоточенно-обиженное выражение. - Мне... нужно, - отвечаю я, пряча взгляд. Терпеть не могу врать! Но порой приходится... - Хорошо, - пожимает плечами Михаил, - выходной же, у вас дела, наверное. Он уходит в полном недоумении, уже передумав на меня обижаться. Я же выхожу на улицу прямо под моросящий дождь. В Хармонте дожди частое дело, зонтов я не люблю, поэтому просто натягиваю капюшон и иду на остановку, где минут двадцать буду ждать автобуса, который доставит меня домой. Можно, конечно, пройти пять кварталов пешком, но такие подвиги не для меня сегодня. На остановке никого нет, и, забравшись под прозрачную крышу, я не выдерживаю и лезу в карман за желтым конвертом. Мне кажется странным, что фото упаковано столь старомодно. Еще и эти дурацкие марки родом чуть ли не из прошлого века. Я рассматриваю их внимательно, ковыряю пальцем... стоп. Где это видано, чтобы марка была настолько крепко приляпана к конверту, что ни один ее краешек не поддеть? Сидят как влитые. Я уже практически машинально пытаюсь подковырнуть одну из них ногтем, но ничего не выходит. Юрий Гагарин, изображенный на одной из марок, все так же улыбается мне, словно говоря: «Старайся, старайся, ничего у тебя не выйдет». Наконец конверт поддается, и бумага рвется под напором моего ногтя. По кромке марки явно просматривается четкий зеленый след. И я прозреваю. Клеем на основе так называемой зеленки пользоваться могли далеко не все, так как это вещество еще не имело официального патента. Но многие сталкеры варили эту гадость самостоятельно и продавали. Ценность «зеленочного» клея была в его невероятных адгезионных свойствах. И приклеивать таким дорогим и редким клеем марки было просто чудовищной расточительностью. Когда автобус подъезжает к остановке, то там его никто не ждет. Я все-таки решаюсь пройтись пешком. Но пункт назначения теперь другой: заведение под названием «Боржч», где у меня в планах выведать, кто из сталкеров торговал нелегальной зеленкой. И главное, кому она в итоге отошла. В «Боржче» сегодня пусто: будний день, да и в последнее время конкурирующий «Сталкерский огонек» переманил много посетителей. Я же по-прежнему верна «Боржчу» и точно знаю, что основной сбыт нелегальщины из Зоны идет именно здесь. Тот, кто мне нужен, оказывается в самом дальнем углу, что в принципе ожидаемо, и сегодня перед ним стоит бутылка водки, что совсем неожиданно. Но мне только на руку - у пьяных язык развязывается легче. - Здравствуйте, Мария, - говорит он, когда я присаживаюсь напротив, даже не спросив разрешения. Мне можно. - Здравствуйте, Ричард, - отвечаю я, степенно кивнув головой. Ричард Нунан - не самый последний человек в этом городе, он знает все о сталкерстве и сталкерах, чем мне, собственно, интересен и полезен. - У вас праздник? - спрашиваю вежливо, кивнув на бутылку. - У меня? - Ричард вскидывается, из-под черной потрепанной шля