, доктора наук со стажем, которая уже навидалась всяких порождений Зоны, сложно удивить. Однако такие уродства мне еще не попадались. Что-то сильно напугало меня в этой фотографии, заставило вздрогнуть и убрать ее подальше в стол, где среди бумаг и документов ее точно не найти постороннему человеку. Видимо, дверца шкафчика в моем столе хлопает очень громко, так как на звук выскакивает Мишка и спрашивает с испугом: - Что случилось? На нас напали? - Нет, Миша, - ровно отвечаю я, - все нормально, продолжай работу. Зафиксируй мне все свойства полученной субстанции, пожалуйста. - Слушаюсь, шеф! - весело откликается мой лаборант, снова скрываясь в недрах лаборатории. Я же не могу найти в себе силы, чтобы работать. Чувствуя необъяснимую слабость и непреодолимое желание разобраться, для чего мне подкинули это фото, я начинаю собираться домой. Может, там, занятая заботой о спившейся матери и брошенном доме, я смогу забыть об этой странной фотографии и перестану думать, каким именно образом она оказалась у меня. - Я ухожу, Миша! - кричу на пороге, накидывая плащ. - Так скоро? - разочарованный Мишка появляется в дверях. Свои нелепые очки он держит в руках, на лице сосредоточенно-обиженное выражение. - Мне... нужно, - отвечаю я, пряча взгляд. Терпеть не могу врать! Но порой приходится... - Хорошо, - пожимает плечами Михаил, - выходной же, у вас дела, наверное. Он уходит в полном недоумении, уже передумав на меня обижаться. Я же выхожу на улицу прямо под моросящий дождь. В Хармонте дожди частое дело, зонтов я не люблю, поэтому просто натягиваю капюшон и иду на остановку, где минут двадцать буду ждать автобуса, который доставит меня домой. Можно, конечно, пройти пять кварталов пешком, но такие подвиги не для меня сегодня. На остановке никого нет, и, забравшись под прозрачную крышу, я не выдерживаю и лезу в карман за желтым конвертом. Мне кажется странным, что фото упаковано столь старомодно. Еще и эти дурацкие марки родом чуть ли не из прошлого века. Я рассматриваю их внимательно, ковыряю пальцем... стоп. Где это видано, чтобы марка была настолько крепко приляпана к конверту, что ни один ее краешек не поддеть? Сидят как влитые. Я уже практически машинально пытаюсь подковырнуть одну из них ногтем, но ничего не выходит. Юрий Гагарин, изображенный на одной из марок, все так же улыбается мне, словно говоря: «Старайся, старайся, ничего у тебя не выйдет». Наконец конверт поддается, и бумага рвется под напором моего ногтя. По кромке марки явно просматривается четкий зеленый след. И я прозреваю. Клеем на основе так называемой зеленки пользоваться могли далеко не все, так как это вещество еще не имело официального патента. Но многие сталкеры варили эту гадость самостоятельно и продавали. Ценность «зеленочного» клея была в его невероятных адгезионных свойствах. И приклеивать таким дорогим и редким клеем марки было просто чудовищной расточительностью. Когда автобус подъезжает к остановке, то там его никто не ждет. Я все-таки решаюсь пройтись пешком. Но пункт назначения теперь другой: заведение под названием «Боржч», где у меня в планах выведать, кто из сталкеров торговал нелегальной зеленкой. И главное, кому она в итоге отошла. В «Боржче» сегодня пусто: будний день, да и в последнее время конкурирующий «Сталкерский огонек» переманил много посетителей. Я же по-прежнему верна «Боржчу» и точно знаю, что основной сбыт нелегальщины из Зоны идет именно здесь. Тот, кто мне нужен, оказывается в самом дальнем углу, что в принципе ожидаемо, и сегодня перед ним стоит бутылка водки, что совсем неожиданно. Но мне только на руку - у пьяных язык развязывается легче. - Здравствуйте, Мария, - говорит он, когда я присаживаюсь напротив, даже не спросив разрешения. Мне можно. - Здравствуйте, Ричард, - отвечаю я, степенно кивнув головой. Ричард Нунан - не самый последний человек в этом городе, он знает все о сталкерстве и сталкерах, чем мне, собственно, интересен и полезен. - У вас праздник? - спрашиваю вежливо, кивнув на бутылку. - У меня? - Ричард вскидывается, из-под черной потрепанной шляпы с широкими полями выбивается седая прядь. Мама говорит, что раньше он выглядел по-другому, и она даже была в него влюблена какое-то время. Совсем недолго, всегда прибавляет она, словно извиняясь. - Ну да, - говорю я, чтобы хоть как-то начать разговор, и снова выразительно киваю на его рюмку. - А, - его усталое морщинистое лицо озаряется пониманием, - вы об этом... Нет, Мария. У меня нет никакого повода. Разве только старая, никому не нужная дата. Но это личное, извините. Становится стыдно. С какой стати мне, совершенно чужому человеку, лезть в его дела. Пусть я и знаю его давно, и в гостях он у нас бывает и помогал мне не раз с артефактами, все же этого мало, чтобы лезть человеку в душу. Поэтому тут же отступаю. - Простите, Ричард. Я по делу, собственно. Но если я не вовремя, и вы хотите... - Подождите, Мария. Вы будете смеяться, но вы имеете к моей особой дате самое непосредственное отношение. Быть может, когда-нибудь вы даже узнаете, какое именно... Ну, а пока просто посидите со мной. Выпейте, если хотите. Я буду вам даже благодарен, если выпьете со мной... - Я не пью, - говорю я отстраненным голосом. Пьяного Нунана наблюдать еще не приходилось. Это даже забавно. - Хорошо, не пейте, - легко соглашается он, наливая себе очередную рюмку, - я вас слушаю. - Мне нужно знать, кто из сталкеров сбывал зеленку за последнее время, - говорю тихо: пусть в заведении и нет никого особо, но, как говорится, даже у стен есть уши. Этой незамысловатой мудрости я научилась уже давно. Ричард молчит, глядя в рюмку перед собой, будто там сейчас что-то появится. Я терпеливо жду. Спустя пару минут он, наконец, поднимает взгляд. - Не знаю, зачем вам это, - говорит Ричард, - но я вам помогу, конечно. Попробуйте расспросить Хромого Седрика. Возможно, все ваши вопросы по этой теме должны быть адресованы именно ему. - А где он сейчас? - спрашиваю я, стараясь не показывать особой заинтересованности: Ричард считает себя ответственным за мою судьбу и может счесть, что в моих поисках таится опасность. - Седрик?.. В Зоне, где же еще. Завтра должен вернуться. Езжайте домой, Мари, возможно, завтра вам уже не нужна будет эта ваша... зеленка. Он устало прикрывает глаза, и я понимаю, что разговор можно счесть оконченным. Дом меня встречает звоном битой посуды и громкими воплями с кухни. Мама снова не в духе, и снова досталось нашей многострадальной посуде, которой и так осталось немного. - Мам, - говорю я громко, - мамуля, перестань. - Мари, милая, - приторно-ласковый тон с примесью алкогольной симпатии мне уже давно привычен. - Дома я, мам. Оставь посуду, дай поесть лучше. - Хорошо. Мама всегда и во всем со мной соглашается. Она никогда не говорит ничего против, не скандалит со мной (упаси Боже!), не кидается ничем в меня, она просто пьет и сходит с ума. Постепенно. На стол мама собирает быстро, и уже спустя каких-то десять минут мы с ней сидим напротив друг друга, и я снова поражаюсь, какой у нее болезненный вид. Когда я смотрю на нее, я вижу пустую оболочку. Словно скорлупа, через трещину в которой вытекло все содержимое. Когда эта трещина появилась? Наверное, когда отец сгинул в Зоне. Он просто не вернулся, хотя и погибшим его вроде как никто не объявлял. Ему всегда везло, но Зона сломает кого угодно, а уж сталкеры - те вообще редко до тридцати доживают, что уж там говорить. Я еще маленькая совсем была, не особо понимала, что к чему, а между тем с мамой уже случилась беда. Сейчас я отношусь к ее образу жизни спокойно - значит, так надо. Но не хотеть другой жизни для себя и нее просто не могу. Не могу не ненавидеть все, что происходит в Хармонте, не могу не пытаться отыскать хоть какую-нибудь информацию о своем отце. На следующий день я первым делом отправляюсь в лабораторию, чтобы взглянуть на зеленый ведьмин студень, а говоря научным языком - коллоидный газ. Мишаня уже на месте и пританцовывает возле лабораторного стола в нетерпении. - Утро доброе, Мария Редриковна! - приветствует он меня, снова называя по имени-отчеству на свой русский манер. - Доброе, Миша, - откликаюсь и даже улыбаюсь: мне нравится его энтузиазм, свойственный