теперь, чувствуя рядом присутствие влюбленного в меня лаборанта, я ощущаю себя гораздо увереннее. Правда, выглядим мы с ним не самым лучшим образом - оба грязные, взъерошенные, будто черт знает откуда выбрались. Но на это в Хармонте никто не обращает внимания - слишком много тут бродяг и отчаявшихся, поэтому никого не волнует, как ты выглядишь, хоть в лохмотьях ходи, дела никому нет. Дом Барбриджей находится за городом, и мы добираемся туда уже затемно, несмотря на то, что Мишанино авто нас не подводит. Дом стоит на отшибе, большой и неприступный, словно готический замок из старого фильма ужасов. - Сейчас из него полетят летучие мыши... - шепчу я страшным голосом. Мишаня покупается и вздрагивает, смотря на меня с испугом. Вздыхаю и выхожу из машины - откладывать беседу с мисс Барбридж я не собираюсь. Кстати, а почему мисс? Она так и не вышла замуж? Никаких мышей, конечно, нет, но возле дома могло бы быть и посветлее. По крайней мере, использовать фонарь, чтобы просто добраться до входной двери, не самая лучшая затея. - Может, нам не откроют? - тихо говорит Мишаня, явно горящий желанием убраться отсюда подальше. - И не надейся, - отвечаю я, стискивая его локоть - кто знает, вдруг и правда рванет куда глаза глядят, а мне без машины не выбраться, между прочим. Мишкиным надеждам не суждено сбыться - дверь открывается, и перед нами не кто иной, как Дина Барбридж. С Диной Барбридж я знакома, и она будто ни капли не постарела с нашей последней встречи. Все так же красива и элегантна. - Здравствуйте, Мария, - говорит она нарочито бодрым голосом, однако я вижу холодность и отчуждение в ее красивых глазах. Дина Барбридж вовсе не рада нас видеть. - Мне нужно поговорить с вами, Дина, - говорю, вставая так, чтобы не дать захлопнуться двери. Да что это такое... Второй раз за сегодня я не даю людям захлопнуть дверь перед моим носом. - Нужно - проходите, - быстро бормочет она, впуская нас внутрь. - Кофе? - светским тоном интересуется Дина, когда мы втроем оказываемся в огромном каминном зале. Ее взгляд ощупывает нас вдоль и поперек, в нем появляется брезгливость. - Да, спасибо, - рассеянно отвечаю я, озираясь по сторонам. Может, это и не совсем прилично, но для меня чертовски важно, так как меня не отпускает ощущение, что за мной захлопнулась дверь мышеловки. Дина коротко кивает и скрывается за дверью. Очень странно, у Барбриджей в столь огромном доме не водится слуг?.. В камине потрескивает настоящий огонь, на стенах тяжелые дорогие гобелены и не менее дорогие подсвечники. Огромная люстра под узорным потолком, наверное, на тысячу свечей. Я никогда в своей жизни не видела подобной роскоши. Мишаня, видимо, тоже, потому что он как-то странно хрюкнул и умолк, не произнеся больше ни слова. Дина входит в зал, неся перед собой большой поднос с миниатюрными фарфоровыми чашками и тарелочкой с печеньем. Мы молча рассаживаемся вокруг стеклянного столика перед камином. - Я слушаю вас, - вежливо говорит Дина, и я снова, как и в момент нашей первой встречи, поражаюсь этой женщине. Она непередаваемо, просто вопиюще красива, даже сейчас, когда ей уже под пятьдесят. Ее темные волосы убраны в причудливую прическу на затылке, легкий макияж подчеркивает необыкновенный разрез глаз. Пожалуй, я не встречала никого красивей Дины Барбридж. Украдкой бросаю взгляд на Мишку - тот заглотил наживку и не может отвести взгляда от Дины, пристально наблюдая за каждым ее жестом. Чувствую легкий укол ревности - мне ни за что не стать такой... Чуть встряхиваю головой, чтобы стряхнуть с себя ее магнетизм, и задаю свой первый вопрос: - Дина, вы знакомы с Хромым Седриком? - С чего вы взяли, что вправе меня спрашивать? - приподнимает одну бровь Барбридж. Ей удается меня смутить. Я теряюсь, но все же быстро беру себя в руки. - Меня не интересуют ваши перипетии с законодательством Хармонта. Я ученый, Дина, мне нет дела до ваших сделок со сталкерами, поверьте. Я просто ищу информацию вот об этой девочке, - я кладу присланную мне накануне фотографию на стол и внимательно слежу за выражением лица Дины Барбридж. Она внимательно и серьезно смотрит на фотографию, потом поднимает глаза на меня и... начинает смеяться. Хохотать в голос. - Вы издеваетесь надо мной? - спрашивает она, наконец, утерев выступившие на глазах слезы. - Вам делать больше нечего, Мария? - Почему вы смеетесь? - спрашиваю я, насупившись. - Глупая девчонка! - вдруг зло бросает Дина, правда, тут же тон ее снова смягчается. - Спросите об этом у Джеймса Каттерфилда, он все расскажет. Не моя это тайна, и не мне ее раскрывать. Но если вы узнаете правду, Мария, то возвращайтесь, и я расскажу вам, как найти в Зоне черный снег. Глаза ее становятся совсем безумными, она смотрит в зашторенное окно и лишь беззвучно шевелит губами. Я поспешно прощаюсь и, хватая Мишку за руку, убираюсь прочь из этого безумного дома. - Она живет одна? - вдруг подает голос Мишаня, молчавший до этого момента, словно рыба. - Да, - отвечаю я, - ее мать умерла очень давно, брат сгинул в Зоне, отец тоже погиб где-то в Зоне. Говорят, все сталкеры уходят умирать в Зону, она зовет своих детей обратно, - тихо прибавляю я, вспоминая одну из старых сказок, что рассказывала мне на ночь мама. И отец, понимаю я. Короткое, острое, будто лезвие, воспоминание вонзается в мозг, как нож в масло. Я вспоминаю голос отца - низкий, густой, с хрипотцой, он что-то говорит мне, а я никак не могу разобрать, что именно. - Мария Редриковна! - я слышу Мишанин вопль, он остановил машину и кричит на меня зачем-то, тряся за плечо. - Оставь, - морщусь я, - я в порядке, просто устала. - Вы сознание потеряли, - задумчиво говорит Мишка, побледневший, но уже вполне спокойный. - Бывает, - я пытаюсь улыбнуться, - обещаю, завтра же обращусь к врачу. Я не уточняю, к какому именно, ведь Джеймс Каттерфилд, мой научный руководитель, тоже врач. Ночью мне снится странный сон. Во сне я в Зоне. Я там никогда не была, но теоретическую часть зазубрила на совесть. Зона в моем сне величественно-мрачная, почему-то покрытая молодой травой темно-зеленого цвета. По кристально-чистому небу плывут свинцовые, тяжелые облака. Я вижу себя со стороны, словно смотрю на себя маленькую со спины. На мне белое платьице, а в золотистых волосах - розовый бант. Рядом со мной стоит изможденный человек с ярко-рыжими волосами. Он протягивает мне-девочке руку со словами: - Пойдем со мной, Мартышка! Я покажу тебе черный снег. И прежде чем сделать шаг, я-девочка оборачиваюсь. И тогда я-настоящая начинаю кричать. Потому что у девочки оказывается лицо мутанта с фотографии. - Мари, не кричи, не кричи, - приговаривает кто-то тихим голосом. Приоткрыв глаза, я вижу маму. Она сидит на краю моей кровати прямо в ночной рубашке, в ее почти трезвых глазах - беспокойство. - Я в порядке, мама, - говорю слабым голосом. Мне не хочется ее тревожить, маму в последнее время мучают сердечные боли, и я понимаю, что лучше не заставлять ее нервничать. - Тебя что-то беспокоит... - Мне снилась Зона, - решаюсь я. Мама крепко прижимает меня к себе и начинает плакать: - Мария, моя маленькая мартышка, - приговаривает она вполголоса, качая меня, как маленькую. Я выворачиваюсь из ее рук, переспрашиваю: - Мартышка? Мама охает и прижимает ладонь ко рту, не переставая плакать: - Это он так тебя называл, это он, - будто оправдываясь, говорит она, - а ты вон какая, ты - красавица, он это шутя, любя... - Кто он? Отец? - Рэд... да, да, отец, - говорит она, смотря на меня умоляющими глазами. И я не собираюсь и дальше ее мучить. Пусть призраки прошлого останутся с ней, пусть ее прошлое не тревожит мое настоящее теперь. Мама уходит, все еще что-то приговаривая себе под нос, я же провожу остаток ночи, пытаясь заснуть. Меня беспокоит «черный снег». Дина сказала это с сарказмом, у нее странно блестели глаза, и теперь вот во сне мой отец (а я уверена, что это был именно он) снова упомянул это явление. От чего снег может стать черным? От грязи. От того, что смешается с другим веществом. Да от чего угодно, в принципе, - это же Зона. Я придумываю тысячу и одно вещество, которое могло бы окрасить снег в черный, прежде чем попадаю на работу. Что, собственно, не отменяет главного вопроса: а что в себе несет этот снег? Сознание усиленно цепляется за полученную ин