Судя по реакции Нилы, она воспринимала происходящее, как должное и держалась несколько отстраненно, всем своим видом демонстрируя, что слова настойчивого собеседника её слегка развлекают, но не более. Впрочем, изображать она могла всё что угодно, но меня не оставляло ощущение, что некоторую заинтересованность она всё же испытывает, хоть и стремится сделать так, чтобы этого никто не заметил. Правда, в адекватности своих оценок я сильно сомневался. Во мне могла говорить подстегнутая гормонами ревность, способная исказить реальную ситуацию до неузнаваемости.
Отвлекшись на эти размышления, я потерял контроль над своими глазами, и они намертво прикипели к лицу Нилы. Обругав себя последними словами, я отвел взгляд, однако, как оказалось, слишком поздно. Мое внимание было замечено, причем не только Нилой, но и претендентом на ее благосклонность. Он что-то спросил у Нилы, кивнув в мою сторону. Она коротко ответила, и боковым зрением я заметил, как ее легкая улыбка на мгновение приобрела пренебрежительный оттенок, а несколькими секундами позже Массуд, я всё-таки вспомнил, как его зовут, уже шел в мою сторону.
Я не смотрел ни на него, ни на Нилу, делая вид, что увлечен разговором с Ханем и Игнатом, однако из поля зрения старшеклассника не выпускал. В том, что меня ждет какая-то пакость, я ни секунды не сомневался. Видя, что я не обращаю внимания на его приближение, Массуд тоже не торопился выдавать свои намерения. Что он задумал, я, конечно, знать не мог, но, скорее всего, нечто неожиданное и достаточно унизительное, чтобы разом поставить на место потерявшего берега первогодка.
Противник был со мной примерно одного роста, но старше, несколько тяжелее и явно сильнее. Тем не менее, судя по его походке и другим движениям, в координации и скорости реакции я мог рассчитывать на некоторое преимущество. В серьезной драке этого вряд ли хватило бы для победы, но позволять безнаказанно себя унижать я в любом случае не собирался, хоть и отдавал себе отчет в том, что последствия могут быть достаточно печальными. Однако лучше получить несколько болезненных ударов и походить какое-то время с разбитым лицом, чем безропотно признать себя побежденным. Здесь такое не прощается.
В паре шагов от нашей компании Массуд, делавший до этого вид, что просто идет мимо по своим делам, резко сменил направление движения и мощным толчком двумя руками в грудь отправил меня в полет к стене коридора. Вернее, это он думал, что отправил. Начало его движения я заметил, но среагировал только в самом конце. Наверное, я мог и полностью избежать толчка, но мне требовалось, чтобы ситуация имела однозначную трактовку. Ни у кого не должно было остаться сомнений, что именно старшеклассник стал инициатором конфликта и первым перешел к его активной фазе. Поэтому метра на полтора я всё-таки отлетел, но на ногах устоял и даже почти не потерял равновесия.
Массуд, явно рассчитывавший на другой результат, после толчка продолжил движение вперед, стремясь как можно быстрее оказаться над ошеломленным противником для продолжения вдумчивого воспитания неразумного первогодка, однако неожиданно для себя столкнулся со мной лицом к лицу. Пожалуй, именно этот момент и был моим единственным шансом.
Мало кто из воспитанников интерната не имел опыта жестоких подростковых драк в плохо освещенных коридорах подземных ярусов разрушенного мегаполиса. Был такой опыт и у меня, причем, достаточно серьезный и помноженный на недолгий, но интенсивный курс обучения с неплохим тренером. Синдикат внимательно присматривался к перспективным подросткам из уличных банд, давно служивших источником пополнения для его боевых отрядов, и даже иногда позволял им заниматься вместе со своими бойцами. Втянуло в подобную историю и меня, но, на счастье, мне хватило мозгов вовремя соскочить с этого поезда. Возможно, мне просто повезло. Банда попала под полицейский патруль, а я в это время болел какой-то вирусной хренью и отлеживался в нашей берлоге, что меня в итоге и спасло. Район я сменил, и больше старался в тех краях не появляться. Этого вполне хватило, чтобы исчезнуть из поля зрения тех мелких сошек из Синдиката, которые мной занимались, а более крупных функционеров четырнадцатилетний подросток вряд ли мог заинтересовать. Всё это, правда, относилась к моей прошлой жизни, еще до интерната, а афишировать здесь такие вещи я считал совершенно лишним.