Надо сказать, что спуск обсадных колонн на сварке дело уже решенное. Комплексный метод разработки газо-конденсатных месторождений, удостоенный Ленинской премии 1962 года (Н.К.Байбаков, А.К.Караев, В.Я.Дубовецкий и др.), предусматривает спуск обсадных колонн на автоматической сварке.
Очевидно, сварка бурильных труб над устьем скважины тоже дело недалекого будущего.
А пока что на Земле не создано материалов с нужными авторам повести свойствами и, увеличивая глубину скважины «всего» с 15 до 40–50 километров, мы попадаем из области реальной в область фантастики.
Здесь мы рассмотрели только одну из проблем глубокого бурения- проблему труб.
Не исключено, что наука пойдет по пути создания автономных агрегатов, управляемых людьми или каким-либо из способов связи с поверхности Земли, что-нибудь вроде «стального крота», описанного Г.Адамовым в фантастическом романе «Покорители недр», или же «подземохода» Б.Фрадкина в «Пленниках пылающей бездны».
Но даже если связь с забоем скважины будет осуществляться с помощью труб, остается еще много нерешенных проблем.
Ведь самая главная цель глубокого бурения — изучить физико-химические свойства пород, залегающих в глубинах нашей планеты. И опять возникает вопрос: как поднять наверх керны породы, и не уподобятся ли эти керны глубоководным рыбам, вытащенным на поверхность? Взятые при огромном давлении и температуре, донесут ли колонки грунта до дневной поверхности неизменными свои первоначальные свойства?
Может быть, придется пойти по еще более фантастическому пути — создания анализаторов, производящих весь комплекс исследований на дне скважины и передающих наверх готовую информацию.
Таким образом, вопрос бурения скважин на глубины, превышающие 10–15 километров, хотя и рассматривается наукой, еще не вышел, так сказать, «из ведения» фантастов. Надо полагать, что в ближайшее десятилетие ученые с помощью буровиков сумеют «заглянуть» в неизведанные глубины «поверхности Мохоровичича» и получить много ценнейших и интереснейших сведений о недрах Земли.
Кто знает, с какими удивительными свойствами глубинного вещества придется столкнуться на этом нелегком пути!
Комплексное изучение состава нашей планеты, ее строения, ее магнитных и электрических полей только начинается. Оно требует напряженной работы ученых всего мира, объединенных общей целью.
В работах последнего Международного геофизического года приняло участие 30 тысяч специалистов из 67 стран. Огромный вклад сделала при этом советская наука.
Эта армия ученых, действовавших по единому плану, достигла неслыханных побед в борьбе за проникновение в тайны природы.
И как всегда, действительность оказалась куда фантастичнее вымыслов. Кто из фантастов решился бы поменять местами полюсы Земли? Кто решился бы написать о магните, имеющем два северных полюса?
А исследования МГГ показали, что в 1957–1958 годах, в период максимума солнечной активности, южный магнитный полюс Солнца приобрел северную полярность. Около года Солнце имело Два северных полюса, затем северный стал южным…
Фантастика, конечно, не самоцель. Ее задача — ориентировать читателя, подготовить его к изумительным открытиям науки, показать, сколько тайн и загадок стоит перед наукой.
И кто знает, какие непредвиденные фантастами тайны раскроет следующий Международный геофизический год!
Анатолий Днепров
РАЗГОВОР С ЧУЖОЙ ТЕНЬЮ
1
В институте было известно, что я и профессор Касьянов, заведующий нашей лабораторией, — «теоретические враги». Вражда эта вполне устраивала нас обоих. Когда кому-нибудь из нас становилось тоскливо от монотонной работы над новыми схемами, он искал другого, чтобы поспорить. Алексей Георгиевич со свойственной его возрасту снисходительностью говорил про меня так:
— Парень молодой, но не в меру консервативный. А в общем генерирует идеи далеко не тривиальные. С ним не скучно.
Дело в том, что Касьянов, свято чтя Колмогорова и Винера, постоянно твердил о принципиальной возможности создания машинной модели человеческой «души» и старался доказать это, а я всячески возражал ему. Разговоры наши велись в таком примерно духе.
— Дорогой, мой мальчик (так он обращается ко мне в мои тридцать шесть лет), вы безнадежный идеалист и виталист. Вы прекрасно знаете, что человек — существо материальное и, следовательно, нет, абсолютно нет никаких оснований отказываться от мысли создать его модель, сколь угодно близкую к натуре.
— Допустим, — отвечал я. — Допустим, что можно создать искусственное существо, которое будет имитировать человеческое мышление, будет более точно решать математические и логические задачи. Но чувства, эмоции, душа — это уже за пределами машинного моделирования. В них миллиардолетняя история жизни на Земле.
Касьянов хитро щурил глаза.
— Вы знаете, в чем разница между конечным и бесконечным? Нет? Конечное — это то, что мы знаем если не фактически, то в принципе. А бесконечностью мы просто именуем то, чего мы не знаем. Или ленимся знать. Мы говорим: люди бывают гениальные, средние, умные, глупые и так далее. В словах «и так далее» сокрыто наше нежелание или неумение анализировать, разобраться, какие еще бывают люди. И так всегда. Если есть бесконечное множество объектов, о которых мы понятия не имеем, то словечками «и так далее» мы прикрываем наше невежество.
— Не понимаю, какое это имеет отношение к нашему разговору.
— Просто вы, дорогой мой мальчик (в тридцать шесть лет!), подсознательно относите чувства, эмоции и душу к разряду «и так далее». Кстати, я бы на вашем месте вообще не касался таких вещей. Вам уже четвертый десяток, а вы еще не женаты. Видимо, в вашем случае эта обыкновенная человеческая слабость попала в «и так далее»…
Подобные споры с Касьяновым мы вели более трех лет, и не было бы им конца, если бы…
Впрочем, все по порядку.
Все началось после моей командировки на Дальний Восток. Я пробыл там на монтаже Большой Вычислительной машины всего четыре месяца, а когда вернулся в институт, то у меня создалось впечатление, будто я отсутствовал по меньшей мере года четыре. В строй вступили два новых четырехэтажных корпуса, и сотрудники расселились по просторным лабораториям. Пополнился штат. У профессора Касьянова появилось два новых заместителя, а моей группе придали три новых «единицы»: двух молодых ребят, дипломников из Института высшей автоматики, и лаборантку Галину Евгеньевну Гурзо.
Дипломники из Института высшей автоматики работали молчаливо и упорно. Они сосредоточенно сопели над монтажом схем и каждый день после обеда брались за паяльники и собирали макеты блоков, которые на бумаге разрабатывали утром. Они оставались в лаборатории после окончания рабочего дня и проверяли результаты своей работы на приборах. На следующее утро собранные накануне схемы оказывались распаянными на детали, а дипломники снова ломали головы над конструированием схем и над расчетами.
Что же касается Галины Гурзо, то она занималась анализом развернутых формул логических функций, по которым наша лаборатория должна была создать новую вычислительную машину со многими параллельными входами. В случае успеха это позволяло создать машину, которая не простаивала бы, пока программисты составляют алгоритм решения новой задачи. Ровно в 16.00 Галина откладывала тетради в сторону и быстро покидала лабораторию.
— Куда вы всегда так торопитесь? — как-то спросил я.
— Домой. У меня много дел дома, — скороговоркой ответила она.
— Откуда эта девушка? — спросил я одного из дипломников.
Он поднял на меня усталые от напряжения глаза и грустно сказал: