— Не сердитесь на меня. Я сама не знаю, что говорю… Вы знаете… Я бы очень вас просила… Может быть, это и не совсем удобно…
— Что?
— Пойдемте сегодня вечером гулять…
— Хорошо, — сказал я. — Я вас буду ждать на той самой скамейке, на берегу реки… Только не задерживайтесь, прошу вас.
Галина слегка улыбнулась и кивнула головой.
7
Крохотный буксир шипел и пыхтел, медленно толкая огромную баржу, наполненную строительным песком. В плавных и широких волнах реки отражалось пурпурное небо, а порывы ветра с противоположного берега раскачивали ветки пожелтевших кленов, стряхивая на землю дождь еще не успевших пожелтеть листьев. Зажглись первые звезды, и мир стал быстро погружаться в осенний сумрак… Голова Галины лежала на моем плече, я обнял ее за талию и удивился, какая она тоненькая и хрупкая… Я молчал, и мне казались ненужными и далекими споры с Касьяновым; мне представилось, что то же самое думает она, и от этого радость переполнила мое сердце…
Вот он, большой, миллионноголосый молчаливый мир человеческих чувств! Он разлился в седом тумане, заполнившем песчаный карьер у моста. Он плещется в бесчисленных блестках беспокойной воды, в которую смотрит безоблачное осеннее небо. Он волнуется в далеком шуме городского транспорта. Он трепещет в неровном дыхании сидящей рядом девушки, которая думает, верит, сомневается и ищет… Он во всем.
И пусть он, по Касьянову, называется «и так далее», но он и есть бесконечность, и мы должны за это благодарить природу.
Я на мгновенье представил себе другой, фантастический мир, в котором все конечно, где нет никаких «и так далее», где все познано до конца. В таком мире у человека всего пять чувств. В нем одно солнце и только одна планета. В нем всего два человека. В нем нет ни атомов, ни электронов, ни странного микромира, а есть большие кубические «неделимые» кирпичи, из которых можно построить конечное множество геометрических фигур. В этом мире одна река, одно море, одно озеро. В нем одно небо, и на небе только одна звезда. Там растет только одно дерево, и оно приносит только один вид плодов. Вселенная этого мира конечна и пуста. И больше в нем ничего нет.
Могли бы развиваться в таком мире наука и техника? Что означала бы в нем человеческая цивилизация? Были бы искусство, музыка, поэзия? Могла бы в нем родиться любовь?
Я представил себе этот унылый, однообразный мир и усмехнулся про себя. Конечно же, мы должны быть благодарны природе за ее бесконечность! Только благодаря ей так богат наш внутренний мир. Он сверкает и искрится, как вся Вселенная, и наверное поэтому нам всегда хочется жить. Вечно меняющиеся эмоциональные краски отвлекают нас от мысли о неизбежности смерти, потому что мы всегда очарованы калейдоскопом неповторимых чувств.
Я прижал к себе Галину и прошептал:
— Вот тебе и ряды рекурентных формул…
— Но ряды могут быть бесконечными, — тоже шепотом возразила она.
— Так ли уж это важно?
— Главное, чтобы ряды сходились…
— Ты считаешь, что все происходящее в моей душе и… может быть, в твоей, перекладывается на сходящиеся ряды?
— Любые бесконечные ряды, которые отображают явления реального мира, должны быть сходящимися…
— Может быть, мы больше не будем говорить об этом?
— Я не хотела… Это вы…
— Почему «вы»?
— Ну, ты…
Я замолчал. Стало совсем темно, и я вдруг почувствовал, что самый важный момент в моей жизни наступил. Я встал и, отступив на шаг от скамейки, сказал вполголоса:
— Я люблю тебя, Галя. Я прошу тебя быть моей женой.
Девушка нерешительно поднялась.
— Женой?
— Да. Я хочу этого. Я прошу тебя… Я тебя…
— О! Только не это! Только не это!
Галина резко повернулась и быстро пошла по темной аллее вдоль берега. Я едва за ней поспевал.
— Галина! Галя! Остановись! Что с тобой! Если я сказал не то…
Но она все шла и шла, убыстряя шаги, затем побежала, спотыкаясь о кочки и обнаженные корни деревьев. Я догнал ее почти у выхода из парка. Здесь тускло горел одинокий фонарь, и не было ни одной скамейки.
— Что с тобой случилось? Почему ты бежишь?
— Не надо… Не надо… Не подходите… Мне так тяжело, так…
— Да что с тобой, милая?
— Не спрашивайте ничего. Все так нелепо, глупо… Я такая глупая…
— Погоди, о чем ты? Может быть, я… Прости меня, если я сказал не то…
— О, нет!
— Так в чем же дело!
Я схватил ее за руку. Рука ее была ледяная.
— Ты дрожишь, тебе нехорошо… В чем дело?
Она не отвечала.
— В чем дело, Галя?
Она безмолвно покачала головой.
— Ну говори же, что с тобой!
Я взял ее за плечи. Она пробормотала:
— Профессор Касьянов и эти ребята, дипломники…
— Что? Что они тебе сделали?
Она опять покачала головой. И вдруг ни с того ни с сего она тихонько засмеялась.
— Ты смеешься! Почему ты смеешься?
Она высвободилась, отошла на несколько шагов и сказала странным, прозаическим голосом:
— Глупые шутки. Я их не выношу. И вообще… нельзя же человека переучивать по нескольку раз за жизнь. Вначале одно, после другое… Так можно поступать только с машиной… Меняй программы, и дело с концом.
— Ты о чем, Галя?
— Я поняла, какую чепуху доказывает Касьянов. Просто че-пу-ху!
— Ну конечно же! — воскликнул я.
— Но и вы тоже хороши! Бесконечные ряды сходятся!
— Не понимаю…
— Существует таинственный процесс, когда из бесконечного получается конечное… Например, сумма бесконечного ряда…
— Да, но к чему все это?… О чем ты говоришь?
Галина снова засмеялась. Затем, резко оборвав смех, подошла к стволу высокой безлистой березы, уперлась в него локтем и положила голову на руку.
— Что с тобой, Галя? — в ужасе спросил я.
— Ничего… Это сейчас пройдет… Бесконечность… Это как во сне… летишь, летишь… Когда меня еще не было, я видела во сне высокую зеленую траву. Над травой каждое утро всходило солнце. А после… Как трудно вспомнить, что было после. Как я ненавижу этих дипломников. И Касьянова. И всех, всех…
— И меня?…
— Так хорошие люди не поступают… Разве можно жить только наполовину? Или на одну треть?… Нельзя так… Потому что кругом звезды, звезды, звезды…
И она упала…
Я не понял, что произошло после. Откуда-то из темноты выскочили три фигуры, кто-то отшвырнул меня в сторону, Галину подняли и быстро понесли к выходу. Я бросился вслед, крича что-то, но передо мной возник профессор Касьянов.
— Вы сами во всем виноваты, — хрипел он. — Нужно было более тщательно проверять полупроводниковые компоненты… Да и я тоже хорош… Как можно было не предусмотреть обратной возможности?
— Скажите, я сошел с ума?
— Вы? Нет. Вы просто влюбились в призрак. А в общем, машина получилась на славу…
Появились дипломники, один из них спросил:
— Значит, сейчас работу можно оформлять? Осталось описать только этот эксперимент.
— Оформляйте, — буркнул Касьянов. Затем он обратился ко мне. — А жаль. Теперь нам больше спорить не о чем…
Я проснулся от громкого девичьего смеха. Было совсем темно и накрапывал дождь… Несколько минут я ничего не понимал, а Галина упорно дергала меня за руку.
— Да проснитесь же! Первый раз вижу, чтобы таким образом ждали девушку.
— Вы, вы… — бессвязно лепетал я.
— Ну, конечно, я! Меня немного задержал Касьянов. Мне показалось, что он сдает свои позиции…
Я проснулся окончательно.
— Как хорошо, что вы… настоящая!
Она так и не поняла, что я имел в виду…
И. Миронов
ДВОЕ ПОД ГАМАКОМ
Прошло уже две недели. Я отважен, как вепрь, и осторожен, как антилопа. Кажется, все получается отлично.
— Мы все, без единого исключения, недалекие и неумные люди, — сказал академик Ренский. — Мы сделали этих уродцев и теперь сами же их боимся. Я не только о кибернетике. Рабочий боится станка, машинист — автомашиниста, а все остальные с удовольствием и готовностью соблюдают даже самые идиотские правила техники безопасности. Вы меня действительно понимаете или просто удачно притворяетесь?