Подобные мотивы встречаются и в творчестве других советских писателей-фантастов. В «Балладе о звездах» Альтова и Журавлевой нет, к примеру, захватывающих дух космических приключений, хотя и рассказывается в ней о полете на неизвестную, загадочную планету. Кое-кого из любителей острых, конфликтных произведений подобного жанра эта «Баллада» попросту может разочаровать. Основу ее составляют «приключения мысли», переживания и раздумья космонавта, пытающегося постигнуть тайну неизвестной ему формы жизни, с которой он столкнулся на далекой планете. Авторам удалось передать как раз самое трудное, избежав обычных «космических ужасов». С большой увлекательностью они рассказали о неудержимом стремлении будущего человека Земли любой ценой приобщиться к неведомому, о том его новом прекрасном свойстве, которое Горький определил как «инстинкт познания». Мы с интересом следим в «Балладе» за напряженной работой человеческого интеллекта, присутствуем как бы при самом процессе познания, который, пожалуй, и является одним из величайших чудес природы, несравнимым ни с какими космическо-детективными «чудесами».
Именно за фантастикой такого большого полета, фантастикой высокой мечты, устремленности человеческой мысли — будущее. Поэтому и автор книги «Через 100 и 1000 лет» свои размышления об облике героев современных фантастических произведений заключает словами о том, что настоящая фантастика ошеломляет человека размахом своих предвидений, «не дает ему стоять на месте, не позволяет застыть в самодовольстве. Она будит в человеке творца, взрывает доты его застывших взглядов, учит его быть революционером, искать новое и ломать старое, омертвелое».
В этом итоге, к которому Рюриков постепенно, с привлечением многих конкретных литературных примеров и фактов науки подводит читателя, — одно из главных достоинств его талантливой книги.
В. ТРАВИНСКИЙ
Раскроем сборник «Фантастика, 1962 год»[16]
1
Спящий проснулся. Точнее, кончилось «отчуждение временной смерти», как определил состояние Павла Погодина его врач и одновременно его дальний потомок, он же тезка Павел Погодин. Пра-пра-прадед Павел Погодин, беседующий со своим пра-пра-правнуком Павлом Погодиным — это первая, но отнюдь не самая парадоксальная ситуация, возникающая на страницах повести Г.Гора «Странник и время».
Смелый научный эксперимент окончен. Человек XX века оказывается в XXIII веке. Мир далекого будущего открыт перед ним. Великолепный, могущественный, яркий и… не совсем понятный и не во всем приятный мир.
Г.Гор в своей новой фантастической повести остается верен себе. Никаких сюжетно-композиционных трюков, столь соблазнительных в данном случае, никакого нагнетания романтизированных или сентиментальных коллизий… Внешняя канва повести очень проста, очень спокойна и до конца логична. Рядовой средний интеллигент нашего времени, волей науки перенесенный в будущее, не торопясь, без экзальтации и предвзятости вглядывается в окружающее, стараясь его понять и принять.
Принять — проще… Мир будущего — добрый, умный, ласковый мир, где даже странник, перескочивший через временной провал, может почувствовать себя уютно. Подчеркиваем: может… Не должен, не обязан, не — обязательно, не — безусловно, а может… Самое интересное и оригинальное в горовской трактовке этого традиционного фантастического варианта — путешествие во времени — именно в том, что писатель вводит в него мотив одиночества странника. И одиночество это не зависит от степени благоустройства будущего мира, от чуткости его обитателей, от характера странника. Это относительное одиночество неизбежно для человека, вырванного из своего «интеллектуального ареала» и поставленного перед целым рядом явлений, которые он не может принять, хотя и безоговорочно принимает морально.
Такой поворот темы вкладывает в фантастическую ситуацию ту необходимую дозу психологического реализма, без которой нельзя относиться серьезно к рассматриваемым проблемам.
Именно потому, что Погодин никак не может примириться со случившимся — со своим скачком через время — мы вместе с ним задумываемся над парадоксом сна. Действительно, что произошло с Погодиным? Он закрыл глаза, время перестало течь для него, он провалился во вневременное состояние, потом открыл глаза — а прошло триста лет, все изменилось, кроме него самого. То же самое, в принципе, происходит с каждым из нас ежесуточно, когда мы закрываем глаза, засыпая, и открываем их, проснувшись. То же самое — или не то же самое? Задумываешься…
А что же сохраняет для нас цельность восприятия мира, сохраняет нас, как личность, хотя мы 365 раз в году на несколько часов проваливаемся во вневременное состояние? Память, по-видимому, «прошлое, резервированное в тех участках мозга, которые умеют остановить миг, спрятать его впрок, чтобы повторить, когда в этом возникает надобность», как пишет Г.Гор. Участки мозга, которые умеют прятать впрок миг? Задумываешься…
Людмила Сергеевна невзлюбила Погодина. Она возмущена противоестественным «вторым рождением» Погодина: «Если все будут шляться во времени…» И в самом деле: не противоречат ли выводы науки о разном течении времени (вспомним о космонавтах, летящих со скоростью, близкой к скорости света) нашим сегодняшним представлениям о родстве, преемственности поколений, возрастных отношениях, поступательном движении познания? Этичны ли исследования времени? Задумываешься…
Повесть Г.Гора заставляет задумываться. Полностью использовав свое право фантаста ставить обычных людей в необычные обстоятельства, писатель тем самым в неожиданном, особенно впечатляющем ракурсе поворачивает наши самые обычные, самые вроде бы правильные представления «о времени и о себе». Попытка художественного осмысления и переосмысления основ человеческой психологии, морали, познания ставит повесть Г.Гора в ряд интереснейших художественно-философских произведений.
2
В отличие от Г.Гора братья Стругацкие не пытаются найти научного сюжетного объяснения тому факту, что герой повести «Попытка к бегству» Саул перенесся из XX века вперед чуть ли не на тысячелетие. Он перенесся — и все. Как? Об этом не говорят авторы, об этом не знают ни Антон, ни Вадим, спутники Саула в их совместном путешествии на страшную планету Саулу. Больше того, Вадим и Антон почти до самого конца и не подозревают, что имеют дело отнюдь не с кабинетным ученым, «книжным червем», историком, изучающим далекий XX век. Саул кажется им немного странным — и только. И, пораженные, читают они в самом конце записку исчезнувшего Саула: «…Я просто дезертир. Я сбежал к вам, потому что хотел спастись. Вы этого не поймете. У меня осталась всего одна обойма, и меня взяла тоска. А теперь мне стыдно, и я возвращаюсь…» Они переворачивают записку и видят донесение обершарфюреру СС господину Вирту от блокфризера шестого блока…
Савел Петрович Репнин, командир Красной Армии, военнопленный, взятый немцами в плен под Ржевом, заключенный № 819360, использовал свою последнюю обойму. Попытка к бегству в будущее не удалась. Саул слишком честен для того, чтобы спасти только себя. Он возвращается из будущего на свое место доделывать свое горькое, но необходимое дело. И гибнет. И труп его сапогом переворачивает на спину эсэсовец. И жирный дым валит из труб лагерных печей… Надо, чтоб Саул погиб. Надо, чтоб он стрелял даже тогда, когда это заведомо безнадежно. Попав в будущее, Саул убедился, что если такие, как он, не сделают все, что они могут сделать сегодня, то завтра не наступит. «Никто не придет и никто не снимет…» Никто за нас ничего не сделает, в наших руках не только сегодняшний день, но и будущее. Будущее — это мы, наша воля, наша вера, наша жизнь — и наша смерть. И когда читаешь последнюю фразу повести, вспоминаешь слова поэта: