Ворвались. Тот, что первый смотрит прямо на учительницу, второй через полсекунды следом.
Девочки, сидели на первой парте, мальчишки всегда сзади, там можно шалить. И вот девочки увидели первого урода с винтовкой, кричат от ужаса, а второй сходу врубается в ситуацию и стреляет.
В маленьком сельском классе стоит грохот от выстрелов. Дым, копоть, вонь. Гильзы с пустым металлическим звуком падают на пол.
Учительница стоит с книгой у доски. Ни она, никто из учеников не сказали ни слова. Не успели. Только крик, стрельба. И кровь летит от детских тел, забрызгивая как стены, парты, таки своих соседок и учительницу. Учительница смотрит на детей, потом на кровь на руках. Кровь ее учениц у нее на руках... Она не сумела их защитить, остановить фашистов. Кровь детская у нее на руках. Она медленно оседает на пол. Рука бьется о пол, книга падает на пол, страницы медленно переворачиваются...
Фашисты смотрят, что убили детей, быстро покидают поле боя. А учительница, когда очнется, больше не увидит того мира, в котором убивают ее учеников. Она уйдет в тот мир, которому она их учила - мир поэзии. Не сможет перенести того, что кровь детей оказалась на ее руках.
- А вы в храм хотели попасть? Не получится. Я после этого детей отпевал, вот и призвал, чтобы люди православные поднялись. Ну, кто-то новым властям донес. Меня чуть не арестовали, отбили христиане, а храм вот закрыли. - он кивнул на замок.
- Так замок плевый, можно и открыть.
- Можно. - он кивнул - У меня и ключ есть. Только зачем людей подставлять-то? Ну, взломаем, откроем храм. Придут американцы. Наши за вилы возьмутся и поубивают всех, а потом снова храм закроют. Ни к чему все это. Службу я во дворе провожу. Младенцев и желающих крещу в доме у себя.
Я внимательно рассмотрел во время монолога. Рост у батюшки был примерно метр восемьдесят. На вид за пятьдесят лет. Большая русая, почти вся седая борода. Вернее даже не борода, а бородища почти до пупа. Волосы в тон бороде, русые с проседью. В черной рясе, на голове шапка какая-то черная, поверх рясы крест медный или латунный.
И глаза... Ярко синие глаза. Даже не голубые, а именно синие, бездонные, пронзительные. Такие бы глаза, да, девахе какой - так от парней отбоя не было бы. А так - мужику достались.
Но не верю я мужикам бородатым. Не верю и все тут. И к волосатым тоже с подозрением отношусь. Оно и понятно, что все мое окружение уже больше четверти века - коротко, аккуратно подстрижены, редко кто с усами, и все без бороды. С бородой противогаз не оденешь, да, в поле, на учениях паразиты быстро заводятся в волосах. Ладно, в чужой монастырь со своим уставом не хрен соваться. Главное, чтобы наш был.
- А вы, по какому делу? - вид у мужика в рясе был такой солидный, спокойный как у постамента, голос - раскатистый баритон.
- К вам. Извините, не знаю, как звать-величать
- Василий Леонидович!
- Может, пройдем куда, Василий Леонидович?
- Пройдемте в дом, как раз и обед поспеет. Не побрезгуйте, откушайте с нами. И товарища из машины тоже позовите. На обычного водителя он мало похож.
- А вы откуда знаете? - я насторожился.
- Как только вы въехали в деревню, вернее, остановились, вся деревня знала.
- Странно. - мне все больше не нравилась эта деревня.
- После того как девочки погибли, мы не ждем от чужаков ничего кроме беды. Вот и смотрим во все глаза и слушаем во все уши. И готовы прийти на помощь любому своему односельчанину. Да, не вы не пугайтесь! Вы же не американцы, и не по заданию изуверов здесь. Так ведь, Николай Владимирович?
Когда тебя застигли врасплох, то лучше все превратить в шутку. Злость.. Тогда будешь выглядеть большим дураком чем кажешься сейчас.
- М-да, уж, святой отец, разведка у вас тут поставлена как надо! Очень хорошо! Идемте в дом. Я только товарища позову.
- Не беспокойтесь, мы будем знать, если в деревне появится чужак или оккупант. Ивану Николаевичу тоже скажите, чтобы он не переживал. Вы среди своих.
Я позвал Ивана, вкратце поведал, что нас вычислили.
Иван напрягся.
- Не любишь когда тебя переигрывают?
- Не люблю рекламу. Ни по телевизору, ни в жизни.
- Так идем или уезжаем?
- Нет никакой гарантии, что позади, на соседних улицах не устроили засаду, на случай нашего внезапного отъезда. Посмотрим, что за фрукт такой этот поп.
Иван вышел из машины, и один из пистолетов засунул за брючной ремень сзади, загнав патрон в патронник, Второй пистолет - справа за брючной ремень, так чтобы видно было, третий - в наплечную кобуру. Я взял с собой гранату.
Мы вошли в дом. Ничего особенного. Дом деревенский как дом. Крыльцо, застекленная веранда, краска начала отлупляться. Тяжелая деревянная входная дверь, обитая потрескавшимся дерматином, из трещин торчал порыжевший от времени войлок.
Сени. На полу домотканые из кусочков ткани половики. Налево от входа - кухня здесь же притулился сбоку продавленный диван, прямо - зал, из зала - вход в спальню. Везде чисто убрано. Видно, что в доме живут дети. Детская одежда, игрушки. И иконы. Образа везде. И на кухне, в зале целый иконостас.
Печь не топлена. Тепло на дворе еще. Во дворе летняя кухня. Под навесом стоит сложенная из кирпича небольшая печурка. Там же во дворе хлев, видны и чувствуется запах навоза, куры бродят по двору, что-то высматривая и клюя. Удивило, что нет собаки.
Мы старались зорко рассмотреть. Нет ли посторонних. Нет ли где засады.
Поп встретил нас на крыльце. Видя настороженные наши взгляды. Постарался успокоить:
- Не бойтесь. Здесь все свои. Скоро еще народ подойдет. Тоже свои. Давайте к столу.
На столе на кухне была порезана зелень, салат из огурцов и помидоров. Крупными кусками хлеб домашней выпечки.
На стол продолжала накрывать женщина лет сорока. В платке. Лицо открытое, доброе.
- Знакомьтесь - моя матушка Ольга. - он показал рукой.
- Очень приятно. - мы поприветствовали.
- И нам тоже принимать в своем доме защитников веры и России. - она поклонилась в пояс.
Тут мы опешили. Не ожидали такого.
- Отец Василий - она кивнула на мужа - отслужил в вашу честь молебен и "Во славу русского оружия"!
- Спасибо.
Сели за стол. Разговор как-то не клеился. Женщина продолжала хлопотать на кухне. А нам как-то не очень удобно было вести разговоры в ее присутствии
Послышались шаги. И вошла блаженная учительница. У Ивана чуть челюсть нижняя не брякнулась об стол.
- А это, что за барышня-крестьянка? - вырвалось у него.
Она принесла скворчащую сковороду с запеченными в сметане карасями и обильно посыпанную зеленым луком.
Девушка посмотрела на Ивана безмятежным взглядом. И продекламировала с душой:
- Правда, как Александр Сергеевич точно описал меня? Вы его не видели? - и все это было произнесено так мило, таким обаятельным голосом и так уверенно.
- Нет. - Иван не мог понять. Было видно, что он не может сопоставить реальность и увиденное. В голове картинка не складывалась.
- Хорошо. Ступай. Он скоро должен приехать. - матушка Ольга проводили ее за дверь и сама с ней удалилась.
Василий Леонидович рассказал Ивану ту же историю, что и мне.
- Тогда понятно. - Иван кивнул, вытер пот со лба.
- Вот после этого мужики собрались и порешили, что у нас не будет ни одного пришлого без контроля. Ни одного полицая. Никого не будет. Только все наши.
- Ну, так мы вроде как не совсем из этой деревни. - я подцепил пару карасиков, уж больно они вкусно пахли.