— Похоже, кровать слишком мягкая для него, — усмехнулся Кэл.
Беа, улыбаясь, отхлебнула немного вина. Она посмотрела на Кэла и подумала, что бы он сказал, если бы она сообщила ему о своей уверенности, что найдет следы крови на клинке, потому что Тристан сражался за свою жизнь…
ГЛАВА 7
В течение многих лет Талискеру снилась Уна. В самые темные часы ночи он просыпался от этих снов, и осознание ее смерти в первые секунды пробуждения накрывало его темной волной отчаяния. Тем не менее, боль потери со временем стала глуше, и Дункан уже мог не целыми днями напролет думать о жене. Тогда появилось какое-то странное чувство вины, поскольку Талискер осознал, что практически позволил ей уйти. В мире без фотографов память или отсутствие памяти были молчаливыми убийцами скорби. Постепенно стирались из памяти лицо, голос, облегчая боль и заменяя ее сладко-горьким чувством потери, которая бывает только раз в жизни.
Иногда память восстает против такого. Талискер мог, например, гулять по лесу, и запах какой-нибудь травы, цветка или птичка, которая нравилась Уне, вдруг вызывали в памяти ее голос так ясно, будто он слышал его вчера. Талискеру оставалось делать вид, что он ничего не слышит, зажать свое сердце в кулак и идти дальше, отвлекая себя охотой или наблюдением за погодой. Это происходило не оттого, что Дункану хотелось забыть ушедшую любовь, а потому, что после смерти Уны он похоронил свою боль и посвятил себя воспитанию детей. Но сейчас, находясь в одиночестве, Дункан ничем не мог остановить печаль, переполнявшую душу, и она отделила его от остального мира неприступной стеной. В другом мире о Талискере могли сказать, что у него нервный срыв, а здесь, в Сутре, люди предположили бы, что он на время сошел с ума.
Но сейчас все было настолько реально, будто Уна живая стояла перед ним. Если бы здесь появился Мориас и сказал, что нашел способ вернуть ее к жизни, Талискер поверил бы ему. Он сидел на пороге маленькой хижины и смотрел в ночное небо. Прошлой ночью был метеоритный дождь, и Дункан надеялся на повторение. Наблюдение за звездами стало его страстью, и Талискер записывал подробности увиденного и изящным убористым почерком делал наброски в записной книжке, стараясь экономить бумагу.
Рядом сидела небольшая серая рысь. Не сид, а просто родное дитя лесов. Рысь часто приходила к Талискеру, чтобы провести с ним время, разделить еду, нередко добавляя кролика в общий котел, а потом опять уходила. Как и все кошки, она сама определяла их отношения, что очень устраивало Талискера. Ему нравилось ее молчаливое присутствие. Он называл рысь Принцессой, хотя и понимал, что это довольно глупо. Но то было больше ласковое обращение, чем кличка, и он никогда не надеялся, что рысь придет, как только он окликнет.
Нынешней ночью небо было чернильно-черным. Дункан внимательно смотрел на серебряное сверкание звезд, гадая, витает ли нетерпение, которое он испытывал, в воздухе, или что-то происходит в нем самом. Для небес не существует времени. Для них не существует понятия «прошлая ночь», да и просто «ночь», поэтому…
— Дункан.
Это была она, Уна! Она стояла около выступа скалы рядом с узкой тропинкой. Талискер не мог разглядеть черты ее лица в темноте, но точно знал, что это она, как и то, что одета его жена в зеленое платье, а на плечи накинут темно-зеленый фамильный плед, хотя все цвета в темноте выглядели оттенками серого.
— Уна? — Слово вырвалось из горла каким-то сдавленным звуком. Это произошло потому, что Талискеру не приходилось произносить ее имя вслух много лет. — Что…
Дункан стал приподниматься со своего места, чтобы броситься к ней, но Уна остановила его.
— Нет, не вставай. Ты не должен дотрагиваться до меня, моя любовь. Я просто тень, и у меня очень мало времени. Если попытаешься коснуться меня, колдовство может быть нарушено.
— Подойди хотя бы ближе, Уна, — взмолился он, — чтобы я мог тебя увидеть. Иди сюда, сядь на ступеньку. Я обещаю, что не дотронусь до тебя.
Она подошла и села, а Дункан наблюдал за каждым движением, упиваясь деталями, каждым немыслимым моментом, боясь, что они могут исчезнуть в бесконечности. Теперь, когда Уна сидела рядом, Талискер вдохнул знакомый аромат леса, и чувство глубокого покоя накрыло его, словно теплое одеяло. Она подняла глаза, и он увидел, что Уна плачет. Слезы оставляли мерцающие следы на бледной коже щек. Забыв про обещание, прежде чем осознал, что делает, Дункан потянулся к ней, и она отпрянула от него.
— Прости, — простонал он. — Уна, я готов продать душу дьяволу, чтобы только…
— Я знаю, Дункан. Но послушай меня, у нас очень мало времени. Наши дети в опасности. В очень большой опасности.
Талискер нахмурился. Он почти не вспоминал о Риган и Тристане последние несколько недель, рассчитывая на их полную безопасность в Сулис Море. Ведь они там правят вместе. В этот счастливый момент встречи почему они с Уной должны говорить о них?
Он покачал головой:
— С ними все в порядке, Уна. Как может быть иначе? Они занимают самый высокий в Сутре пост. Никто не смеет угрожать им, даже разговор об этом считается изменой.
— Нет. Ты имеешь представление о том, что сейчас происходит в Сулис Море?
Упрек Уны привел Дункана в замешательство.
— Если бы случилось что-то на самом деле серьезное, сиды знают, где я, и Сандро или Эйон послали бы мне весточку. Потом, ты же знаешь, что я не могу появиться в Сулис Море.
— Да, я могу понять твою боль и нежелание посещать это место, — печально согласилась Уна. — Но очень многое изменилось, Дункан. Тсанук, старейшина клана рысей, мертв, казнен по приказу Риган. Его сын Демуква увел свое племя на юг, чтобы спастись от преследования.
— Нет! — Талискер в ужасе уставился на призрак своей жены. — Это какой-то трюк, правда? Ты не можешь быть Уной. Кто послал тебя мучить меня?
Она резко встала, плед взметнулся, создав легкий ветерок, опять донесший до Дункана ее сладкий аромат. Лицо Уны вспыхнуло и стало сердитым.
— Неужели ты думаешь, что все это причиняет мне меньше боли, чем тебе? — воскликнула она. — Тебе, наверное, кажется, что моя душа отдыхает? Она наша с тобой кровь и плоть, дорогой мой муж, но эта кровь оказалась подпорченной. Риган находится под чьим-то влиянием. Этот человек уверяет, что любит ее, но он вредит ей. — Уна замолчала, пытаясь удержаться от слез. — Боюсь, она связалась с дьяволом.
По какой-то причине именно гнев и негодование Уны убедили Талискера, что это призрак именно его жены. При жизни она так же всегда спешила на помощь своим детям. Похоже, что и после смерти мало что изменилось.
— Кто этот человек? — нахмурился Талискер. — Очень не похоже на Ри не думать о том, что она делает.
— Его имя Джал. Он доверенное лицо Риган. Это все, что я знаю. Уна беспомощно пожала плечами, и у Талискера защемило сердце, настолько она показалась ему беззащитной.
— Ты совершенно права, Уна. И даже если мне придется… — Дункан замолчал, как будто на мгновение потеряв нить размышлений. Но жена смотрела на него пристально и понимала: Талискер думает о том, что для него до сих пор было немыслимым, ему необходимо вернуться в Сулис Мор. — Я должен что-то сделать, пока все не зашло слишком далеко, — пробормотал он тихо.
Талискер встал, взъерошив волосы рукой, словно пробудившись от глубокого сна. Его лицо казалось мертвенно-бледным в холодном свете луны, почти таким же призрачным, как и у его жены.
— Я бы сказала, что все уже зашло дальше некуда, — проговорила Уна. — Но у Тристана еще более серьезные проблемы. Я… я… — У нее сорвался голос, она пыталась совладать с собой и не разрыдаться. — Я боюсь, что он уже мертв, а кроме того, потерял свою душу…
— Потерял душу? Что это значит, Уна?
— Не знаю. Мне только известно, что я не могу увидеть его ни здесь, в Сутре, ни в царстве Кернунноса. Сначала я думала, что ошиблась, и подождала около прохода, надеясь застать момент, когда Тристан пересечет его, но он не пришел. Дункан, мне известно, что дети конфликтовали друг с другом перед тем, как мальчик покинул Сулис Мор. Я чувствовала, что у них крупные разногласия. Но у меня нет сомнений, что она не могла… убить его.