Он не мог постичь свои собственные чувства. Вид гордой, сидящей с высоко поднятой головой Риган вызывал ужасную боль в сердце. И тем не менее оба его ребенка в последние несколько часов заставили Талискера гордиться ими. К сожалению, Риган эта гордость стоит жизни.
Прошло, наверное, не меньше часа, когда в пещеру вошел Мориас. Он выглядел взволнованным и усталым.
— Похоже, мы кое-что поменяли в традициях сидов, — расплылся он в улыбке. — Мне дали разрешение действовать в качестве посредника. Я вызову тебя, Тристан, сегодня днем, а тебя, Дункан, завтра утром. Риган тоже будет дана возможность высказаться.
— Для чего все это нужно, если наши слова не повлияют на результат? — нахмурился Тристан. — Какая разница, выступим мы или нет?
— Как ты можешь говорить такое сеаннаху? Слова — это все. Слова — это память, молодой человек. — Мориас беззлобно улыбнулся в ответ на презрительное замечание Тристана. — Слова могут иметь значение и здесь, каким бы ни был результат. История рассудит, насколько виновата твоя сестра, но и сиды способны на милосердие. Если нам удастся доказать, что она находилась под влиянием Джала и… не знала об основных событиях…
Талискер горько рассмеялся.
— Значит, мы должны солгать им, Мориас?
— А что заставляет тебя быть таким уверенным, что это ложь?
— Я ее отец, Мориас, и мое сердце остается холодным, когда я смотрю на нее. Да, Джал на нее влиял, потому что Риган считала, что любит его. Но ведь любовь не оправдывает… Возможно, это слово никогда прежде не употреблялось в Сутре, и мне очень неприятно, что я в какой-то степени несу ответственность за содеянное. Риган — расистка, Мориас. Она ненавидит сидов только за то, что они отличаются от Великих. Нет другой причины, кроме страха и неуверенности и… — Он замолчал, и Мориас нахмурился. — Вот видишь, я даже толком не могу тебе объяснить. Возможно, это действительно человеческий недостаток.
— Нет, я не верю в это. Если ты говоришь, что расистские наклонности вызваны у нее страхом и неуверенностью, тогда это Джал и, возможно, до него его дядя посеял и взрастил этот страх, а не ты или Уна. Я уверен — Риган достойна жалости, а не обвинений.
— О господи! — Талискер слабо улыбнулся. — Ты не видел, какую опасность несут такие «невиновные», как Риган, Мориас. Тебе не мешало бы как-нибудь изучить мой мир.
— Как ты думаешь, Риган выжила бы в твоем мире, Дункан? — спросил Мориас.
— Да, она… Подожди-ка. Ты не хочешь ли предложить…
— А как ты думаешь? — спокойно поинтересовался Мориас. — Ты говоришь, что, когда смотришь «на дочь, твое сердце остается холодным», но не станешь же ты возражать, если появится возможность продлить ей жизнь?
— Что ты имеешь в виду? — хмуро спросил Тристан.
— Для сидов это может показаться приемлемым — согласиться сослать Риган в мир ее отца.
Мориас пристально наблюдал за реакцией Тристана. Тристан ахнул и посмотрел на отца, который кивнул, как бы соглашаясь.
— Как ты думаешь? — спросил Мориас, сообразив, что кое-что упустил.
— Ну… я думаю, что ты уже сделал это, Мориас.
— Что?
— Отец и я видели кого-то, когда проходили через ворота в этот мир. Она была одета в церемониальные одежды, а на лице маска, но…
— Это была она, Риган, — закончил за сына Талискер. — Раньше я не был уверен, но теперь все стало на свои места. Это произошло, очевидно, из-за разницы во времени между нашим миром и Эдинбургом. Она немного опережала по времени, а мы отставали.
Он взмахнул руками, не в силах объяснить сложную работу ворот.
Мориас встревожился.
— Вам надо было рассказать мне об этом раньше.
— Я думал, тебя это обрадует, — сказал Тристан. — Это значит, что мы выиграли. Риган останется жить в мире отца.
— Это не значит, что мы выиграли. По крайней мере не автоматически. Это значит, что у нас хорошие шансы на выигрыш.
— А что случится, если мы не выиграем? И Риган не пройдет через ворота, как мы уже видели?
Мориас с сомнением пожал плечами.
— Я не уверен. Таких случаев еще не бывало. Но изменение временных планок в воротах… гибельно.
— Гибельно, — повторил Талискер.
— Лучше бы нам убедиться, что мы выиграли дело. — Мориас посмотрел на Талискера. — Какие бы чувства мы все ни испытывали.
В конце концов показания Тристана и Талискера мало что изменили. Во второй половине дня Мориас вызвал Тристана и попросил рассказать, какие изменения произошли в поведении его сестры с тех пор, как в Сулис Море появился Джал. Потом расспросил о разрыве отношений между ними и насколько Тристан считает Риган виноватой. Юноша не мог понять направление мыслей Мориаса, когда тот задавал эти вопросы, поэтому все больше и больше нервничал.
— Ты знаешь, Мориас, чего я не могу понять? — сказал он. — Почему я не предстал сегодня перед судом, правда…
Мориас удивился и, бросив на него сердитый взгляд, сказал:
— Отвечайте, пожалуйста, на вопросы, тан Тристан.
— Но это правда. Я единственный человек, который мог как-то повлиять на всю эту печальную историю, прежде чем она началась. Можно было арестовать Джала еще до того, как он очаровал мою сестру. Я закрывал на все глаза, что могло быть хуже? Для этого есть одно название — соучастие. Я позволил Риган управлять королевством, хотя это моя обязанность, которая меня толком не интересовала. А она так хорошо управлялась со всеми делами.
Он издал короткий, горький смешок, а Талискер вдруг почувствовал, куда клонит сын. Отца охватила тревога. К сожалению, Мориас стоял спиной к Талискеру и не так быстро понял, что показания Тристана вот-вот выйдут из-под контроля.
Талискер посмотрел на Риган. На ее лице было странное выражение, как будто девушка пыталась спрятать свой страх. Он подумал: неужели Тристан не понимает, что его признание лишает сестру смысла жизни?
— … это просто ирония судьбы, — голос Тристана дрогнул, — потому что она совсем не королевских кровей. Риган является настоящей дочерью Дункана и Уны Талискеров.
Среди сидов, окружавших арену, началось смятение. Риган опустила голову на грудь, ничего не говорила и не плакала, но было очевидно, что она уничтожена. Мориас в смятении не знал, что сказать, и ждал, пока стихнет шум. Затем тихо произнес:
— Зачем, Тристан? Что заставило тебя сказать это?
— Черт возьми, Мориас! Ты же знаешь, что это правда! Риган не знатного происхождения. Все это было сделано, чтобы защитить меня. Поэтому сказали, что мы близнецы. Еще потому, что… — Он взял себя в руки, но Талискер видел, что по его щекам текут слезы. — Посмотрите на меня, — продолжил он спокойно. — Совет никогда не принял бы меня в качестве единственного наследника Ибистер. Риган заняла лучшие покои на верхнем этаже, потому что… потому что я не мог подниматься по ступенькам. Но мне необходимо было изменить мнение людей о себе. Но ведь я не глуп, как бы ни выглядел, и должен был сделать все, чтобы предотвратить случившееся. — Тристан посмотрел на Риган и грустно улыбнулся. — По крайней мере, Риган что-то делала в своей жизни, а не пряталась от нее, как я. В ней есть страсть и воля. Она сильная, у нее просто не хватило жизненного опыта, чтобы противостоять Джалу. Но не надо забывать, что Джал — сын богини Фирр.
Раздались еще более потрясенные голоса сидов. Мориас наклонился к Тристану.
— Зачем все это им говорить? — спросил он, сердито глядя на него.
— Мне нечего терять, Мориас, — пробормотал Тристан.
— Кроме королевства.
На следующий день Мориас пытался как-то все уладить во время показаний Талискера. Изображать Риган другой, чем она была, не имело смысла. Выражение ее лица стало еще более надменным и отстраненным, чем обычно. Талискер нервно улыбнулся дочери, но она проигнорировала его, как будто решила не соблюдать никаких внешних приличий.
— Талискер, ты можешь сказать Совету, почему было принято решение скрыть истинное происхождение Риган? — мягко начал Мориас.
— Все было так, как сказал Тристан: чтобы его защитить. Они оба тогда были намного моложе и гораздо уязвимее. Но, смею вас заверить, идея принадлежала Риган. Она всегда была готова защищать брата. Когда они были детьми, она приглядывала за ним без напоминаний. Дети были очень близки.