— Хью! — позвал он. — Тан Хью, проснитесь. Проснитесь, сэр. Хамиш доплелся до правителя, но тан не подавал признаков жизни. Хамиш ободрал руки и колени, ползая вокруг в попытках разбудить его. Было довольно трудно сделать это с должным уважением и достоинством, но солдат не сомневался, что тан его поймет.
— Посмотрите.
Он повернул лицо Хью за подбородок таким образом, чтобы ему было видно небо.
От горизонта до горизонта небо заполнили сотни сидов-орлов.
Они летели с запада. Свет встающего солнца золотил их перья. Когда орлы подлетели ближе, Хамиш увидел, что на спинах они несут людей и тюки. Ветер, вызванный взмахами их огромных крыльев, заставил снег подняться в воздух и потом образовать новые сугробы. Среди оставшихся в живых воинов стали раздаваться радостные крики, но ни одна из птиц не села на землю, они кружили в воздухе, будто ожидая приказа. Почти не раздумывая, Хамиш схватил свою секиру и вытер металл. Он засверкал в солнечных лучах. Наклонив секиру под таким углом, чтобы она отражала солнце, он стал сигналить, надеясь, что один из людей на спине у орла сможет понять этот немудреный сверкающий код.
«Тан здесь. Тан Хью здесь».
Из горла Хью вырвался громкий стон, подтверждающий, что в нем еще теплилась искорка жизни.
«Поспешите. Он умирает».
Судорога свела руку Хамиша. Перемерзшие мышцы от напряжения отказали. Он со стоном выронил секиру и согнулся пополам над распростертым телом Хью, пытаясь успокоить боль. Возможно даже, что на минуту сознание оставило его, потому что следующая вещь, которую Хамиш осознал, это то, что кто-то разговаривает с ним.
— Солдат… солдат? Это ты сигналил?
Он поднял глаза. Орлы приземлились почти бесшумно, несмотря на свои размеры. Некоторые терпеливо ждали, когда с них снимут груз, а часть уже обратилась в людей. Их багаж был воистину замечательным: теплые шкуры животных, одеяла, одно из которых было тут же наброшено на плечи Хамиша.
— Солдат?
Человек, который к нему обращался, стоял так, что солнце находилось у него за спиной, и Хамиш зажмурился, когда поднял воспаленные, ставшие очень чувствительными глаза. Это был Тристан. Хамиш мог сразу сказать, что это тан, потому что на голове у него была корона в виде обруча, почти такая же, как у Хью. На этом сходство заканчивалось. Правитель Сулис Мора оказался кривоногим и горбатым, как о нем и говорили. Но вел он себя с таким достоинством, что не возникало сомнений — он таких же благородных кровей, как Хью и Лэхлен. Тан Тристан ободряюще улыбался, ожидая ответа Хамиша.
— Да… сэр. — Голос воина сорвался, и он почувствовал, что сейчас расплачется. — Мне кажется, он умирает, сэр, — выдавил он наконец.
Не зная зачем, Хамиш прижал к себе замерзшее тело Хью, не желая отходить от него. Тристан ободряюще похлопал его по плечу, не обращая внимания на слезы, катившиеся по лицу солдата.
— Сколько тебе лет, солдат, и как тебя зовут?
— Восемнадцать, сэр. А зовут меня Хамиш.
— Отлично, Хамиш. Ты видишь того орла? Он принес бульон, который скоро подогреют. Почему бы тебе не пойти туда и не попробовать его? А тана Хью можешь оставить нам. Обещаю, что мы позаботимся о нем. Хамиш покачал головой:
— Я не могу, сэр… идти. Мои ноги, сэр…
Тан Тристан был потрясен, увидев обмороженные ступни солдата. Но потом без колебаний наклонился и поднял Хамиша, несмотря на то что его вес был почти равен весу самого Тристана. Он отнес его не очень далеко, а посадил на одно из покрывал, которые сиды-орлы использовали, чтобы заворачивать багаж. Потом, к удивлению Хамиша, еще до того, как заговорить с теми, кто суетился вокруг тана Хью, Тристан пошел и поднял его секиру, а потом принес ее Хамишу.
— Не теряй ее, — пробормотал он, несколько смущенный своим поступком. — Она сослужила сегодня хорошую службу… также, как и ты.
На какое-то мгновение Хамиш потерял дар речи, и, очевидно, смущение и удивление отразились на его лице, потому что Тристан рассмеялся.
— С-спасибо, сэр, — сказал юноша.
— Не стоит благодарности, Хамиш. Мы, таны, ничего не стоим без наших подданных. Уверен, Хью согласится со мной.
Он повернулся и пошел к небольшой группе сидов, окруживших Хью. Но прежде обратился к сиду, стоявшему рядом:
— Побеспокойся, чтобы этого парня напоили горячим…
В ту ночь, когда армия южных кланов погибала от холода, Талискер чувствовал, что его может постигнуть подобная судьба. Он сидел, скрестив ноги, на верхушке одной из красных каменных колонн, расположенных вокруг лагеря сидов-волков, и глядел на сверкающие звезды, ощущая одновременно сожаление и разочарование. В нескольких ярдах от Дункана сидел Эскариус в образе человека. Он тихо пел что-то, звук был такой тихий, что скорее напоминал дыхание.
К спиритизму Талискер всегда относился с большим подозрением, хотя не отнимал у других права верить в него. Даже перед лицом обстоятельств, сложившихся в его жизни, когда Дункану много лет назад пришлось стать частью единой души, чтобы победить Корвуса, он все равно не верил в то, что его дух может достичь чего-то большего, чем любой другой. Тем не менее, сид-волк, глава шаманов, утверждал, что нужна именно его помощь. Они называли Талискера «путешественником между мирами». Ему лично казалось, что в данном случае больше подошел бы Сандро. Как сеаннаху ему все это ближе…
Талискеру было трудно сосредоточиться. Глава шаманов дал ему выпить какой-то травяной отвар, поэтому Дункана не очень удивило, что он почувствовал приятную легкость в голове, но в то время как голова ощущала одно, конечности чувствовали совсем другое. Они похолодели и онемели, а он здесь всего час.
— Дункан Талискер. Ты должен спокойно думать. Он повернулся, чтобы посмотреть на Эскариуса.
— Откуда ты узнал, что…
— Просто догадался.
Эскариус лукаво усмехнулся, блеснув белоснежными зубами в лунном свете.
Талискер тоже издал короткий смешок.
— Прости меня, Эскариус. Я буду стараться.
— Нет. Не надо стараться. Не делай ничего. Просто спокойно думай.
— Спокойно думай… — эхом отозвался Талискер.
Когда Эскариус вернулся к своему пению, Дункан опять уставился вперед. На верхушках других башен, вокруг плато, остальные шаманы делали то же самое, что и он, Талискер будет, конечно, продолжать, но, честно говоря, он ощущал себя скорее в дурмане, чем в трансе. На вершине холма царило полное спокойствие, и он на самом деле ощутил какую-то связь, его чувства обострились. Талискер вдруг понял, что может слышать, как остальные шаманы издают тот же самый звук, что и Эскариус, и еще что этот самый звук он услышал, когда поднялся на плато. Он был похож на шум ветра и гудение огня, но гораздо глубже.
Этот звук казался живым… и пугал.
Неохотно, но все же Талискер присоединился к пению и удивился, какой странный резонанс этот звук вызывал у него в груди. Когда он запел, слегка раскачиваясь вперед и назад, время перестало для него существовать. Может, прошли минуты, а может, и часы, когда он заметил, что рядом кто-то ползет. Маленькая ящерица быстро бежала по направлению к его ноге. Талискер недолюбливал рептилий, поэтому протянул руку, чтобы прогнать ее. Это движение до странности не совпадало по скорости с движением ящерицы. Рука Талискера двигалась очень медленно, оставляя за собой серебряный след, хотя ему казалось, что он двигается с нормальной скоростью. Смущенный этим обстоятельством Талискер потряс рукой, как будто с ней произошло что-то неладное. Ящерица уже забралась на его ботинок, серьезно разглядывая Дункана маленькими черными глазками.
— Уходи, — сказал Талискер.
Слова тоже прозвучали необычно, медленно и насыщенно. Звук повторился несколько раз в пространстве впереди него, и Талискер, у которого мысли менялись в голове с нормальной скоростью, подумал, что же такое положил шаман в его отвар.
После очень долгого, как ему показалось, промежутка времени рука Дункана наконец дотянулась до ящерицы, но вместо того чтобы ее прогнать, он дотронулся до головы рептилии, между черных глаз.