А Голод бил меня меж ребер, в пах, проминал желудок до позвоночника.
— Ой-ой! — вскрикнул я. — Не надо! Старушки достали жареную колбасу. В голове все помутилось, и я начал сползать со стула.
«Куриная ножка!» — чуть не потерял я сознание, но тут же вскочил и с криком: «Даешь черный театр лилипутов!» — бросился к истязателям.
— Девчонки! — закричал я с разудалой рожей. — Я же вам еще не рассказал про принцип «холодного свечения»!
Я, как умел, подробно расписал им последний закон физики (возможно, я даже был тогда на грани какого-то открытия), бегло пробежался по родословной наших многочисленных черных лилипутиков, одним махом перескочил от Центральной Африки к Австралии, затем к папуасам Новой Гвинеи, заострил внимание на веревочках, ниточках, лесочках — и лишь после всего этого мозгового штурма я как можно естественнее воскликнул:
— Да вы тут что, жрете, что ли?!
Старушка с восточной внешностью подавилась куриной ножкой, а вторая, ойкнув, юркнула под телефоны. На столе оставались еще картошка и огурцы.
— Голод вам не тетка, — сказал я, забирая протянутый сверток из трясущейся руки. — Утром выскочил, деньги забыл в номере, — непонятно перед кем оправдывался я.
— Понимаем, понимаем, — замахали из-под стола мне руками. — Но у нас нет больше ничего… а вы из какой филармонии?
— Из Куралесинской, бабки, — хрустнул я огурцом. — Из Куралесинской, а что?
— Да нет, ничего, ты ешь, ешь… просто недавно здесь был из Мухославской филармонии администратор, так он…
— Чего он? — спросил я.
— Ничего, ничего, ты ешь, ешь… вот кефирчику, если хочешь.
— Кефирчик — это хорошо, — забыв про всякий стыд, сказал я, отбирая бутылку. — Вот еще бы вашего директора дождаться.
Старушки как-то подозрительно затихли, и одна после некоторой паузы пропищала:
— Так он же был уже, вот только щас ушел…
— Как! — закричал я. — Он уже приходил с обеда?
— Ну так, когда ты нам про физику рассказывал…
— Чтоб вам, старые раскладушки! — рухнул я на стул.
Не знаю, что сделал с ними администратор Мухославской филармонии… наверно, что-то страшное. Старушки забились под будку, я машинально пошел в глубь дворца и вскоре наткнулся на дверь директора, Только взялся за ручку — как навстречу мне выскочил какой-то испуганно озирающийся по сторонам субъект.
— Вы директора не видели? — крикнул я ему вдогонку.
Тот что— то буркнул и исчез… В приемной истерично трещала машинка. Молодая пигалица с острым, как шило, носиком в упоении неистовствовала и проклинала текст.
— Скажите, а директор…
Секретарша зло посмотрела на меня, потом ненадолго вонзилась в рукопись и со злостью разбросала пальчики по клавиатуре.
— Вы что, слепой? — прошипела она наконец.
— В смысле…
— Какой еще нужен смысл, если очки носить надо! — Что вы на меня кричите? — не выдержал я.
— Что вы себе позволяете! — бросила она с радостью машинку и взвинтила обороты. — Врываются сюда всякие и начинают хамить!
Сзади меня внезапно открылась дверь, и в приемную забежал взъерошенный субъект, который совсем недавно отсюда выбегал.
— Вы директора не видели? — снова обратился я к нему.
— А зачем он вам? — искоса поглядывая на меня, быстро спросил он, ковыряясь у секретарши на столе.
— Видите ли…
Он схватил какие-то бумаги и хотел проскочить мимо меня.
— Вы директор? — чувствуя, что так оно и есть, преградил я ему путь.
— Это кто вам сказал? — аж подпрыгнул он.
— Никто! — сурово ответил я. — Знаю. — Да я вас первый раз вижу!
— Я тоже!
— Я вашего директора и знать не хочу! — вызывающе бросил он.
— Я тоже, — еще больше придал я лицу суровости.
— Как тоже? — удивился он. — А что же вы от него тогда хотите?
— А вам какое дело, вы же не директор?
— Нет, но мне интересно, я здесь работаю…
— А кем вы работаете, если вам так интересно?
— А вам какое дело?
Я чувствовал, что зашел в словоблудстве в тупик и пробить этого хмыря мне не под силу.
«А Левшин бы пробил», — с грустью подумал я.
И тут. Господи, словно гром среди ясного неба! Этот нахал уже начал оттирать меня от двери плечом, как я небрежно толкнул его корпусом в сторону и зловеще прошептал:
— А Суси… а товарищ Сусиков вас может не понять.
— А мне Сусик не указ! — вспыхнул он. — У нас недомственный дворец, я подчиняюсь только директору завода.
— Как Сусик не указ? — после некоторой паузы переспросил я.
— Кто сказал, что не указ? — вдруг встрепенулся он. — Кто сказал, что товарищ Сусиков не указ?
— Послушайте, вы директор или не директор? — не выдержал я.
— Цензор Петрович! — раздался писк из-за машинки. — Я уже сказала, чтобы этот… — прошипела пигалица, — очки носил… нахалы… — бросила она в сторону.
— А почему вы меня об этом спрашиваете? — поморщился щупленький, с перекосившимся от забот лицом Цензор Петрович. — А вы кто?
— Давайте зайдем к вам поговорим, — сказал я. — Администратор Куралесинской филармонии вас беспокоит.
— Я так и знал, — горько хмыкнул Цензор Петрович, хватаясь за сердце. — Ты слышишь, Роза? Все администраторы на одно лицо. Почему вы не сказали, что просто осветитель? Вы с детским спектаклем?
— Да, — ответил я, несколько удивленный. — Откуда вы знаете?
— Да потому, что только администраторы детских коллективов падают как снег на голову, остальные, нормальные артисты, всегда предупреждают заранее, мы их ставим в план и знаем… — тут он замолчал.
— Что вы знаете?
— Единственное… что с вами всегда попадешь в историю! — зло бросил он. — Недели две назад, резко добавил Цензор Петрович, — приезжали кукольники из Мухославска, тоже организовали спектакль. Пригласили детские садики…
— Ну и что?
— А то, что работал администратор по непорванным прошлогодним билетам! И…
— Откуда вы знаете?! — теперь уже я перебил его, невольно защищая своего неизвестного собрата.
— Теперь этого никто не узнает, — мрачно произнес Цензор Петрович. — Он их съел.
— Как съел?
— Вас что, ни разу не проверяли КРУшники? — понизил он голос.
— Почему же, проверяли, — солидно ответил я.
— Когда его схватили за руку, — оглядываясь вокруг себя, прошептал директор, — когда его схватили за руку на контроле, он выхватил всю пачку и съел все пятьсот билетов по пятьдесят копеек. Его ловили, а он бегал по дворцу — и жрал, жрал! Как он их мог туда запихать? — с тоской в глазах пожал Цензор Петрович плечами -даже клочок не удалось вытащить изо рта.
— И что же ему сделали?
— А что ему могут сделать? Не пойман — не вор! — нажал он на последнее слово, глядя мне в глаза.
— Да-а, — протянул я. — У нас такое не получится, у нас все по закону, у нас же не какой-нибудь кукольный балаган, а…
Я вспомнил выражение лица директора «Грация», когда Левшин разглагольствовал о «черном кабинете», и понял, что Цензор Петрович не тот человек, чтобы по достоинству оценить исключительность сказанного.
— …у нас шоу лилипутов, — запнулся я, собираясь поведать ему обо всех прелестях нашего театра.
— Мне все равно, хоть шоу слонов и носорогов, — обреченно вздохнул директор.
— Тогда давайте заключим с вами договор, а если хотите, вы можете его заключить с нашим директором перед самым представлением.
Цензор Петрович посмотрел свой план и обреченно кивнул головой. Я рассказал, что от него требуется, а когда выходил, директор тоскливо взглянул на меня.
— Скажите, молодой человек, а вы не устали от всего этого? — махнул он абстрактно рукой.
— Это моя жизнь, — улыбнулся я, но как-то не так весело, как хотелось бы.
«Чего— то я еще не знал, а Левшин посвящать не спешил. Может, не так страшен черт? Пятьсот билетов, • вдруг представил я толстую пачку размером с большую общую тетрадь. -Как же он мог ее съесть?»
Я до того задумался, что даже не попрощался с молоденькой секретаршей, и лишь у выхода, очнувшись, подошел к дежурным старушкам. Они вылупили на меня глазки и часто испуганно заморгали.