— Дети, — строго сказала она. — Послушайте маленькое объявление. В классе повисла гробовая тишина. «Сейчас бы им рассказать что-нибудь страшное, — подумал я. — Чтоб поплакали вместе с завучем… У меня это лучше получается, чем насмешить.»
Дети сложили руки на партах и уставились в тревожном ожидании на дядю: что же умного он сейчас скажет.
— Здравствуйте, ребята, — сказал я и не услышал своего голоса. Первоклассники тут же вскочили. — Сидите, сидите! — с ужасом замахал я на них руками. Бантики и чубчики с готовностью уселись в ожидании очередной команды. — К вам в гости приехали… -прокашлялся я, — артисты…
Но только я сказал «артисты», как какая-то малышка громко протянула вслед за мной:
— Ах! Артисты!
Это меня очень подбодрило, и я погнал дальше:
— Артисты Куралесинской филармонии! Они привезли для вас… сказочное… любите сказки?
— Да! — протянул класс.
— Иллюзионное, — со значением поболтал я перед собой кистями рук, словно собираясь показать фокус. — Ну, иллюзионное, вы знаете, что это такое… фокусы, исчезновения, превращения, эстрадно-фантастическое представление… «Мойдодыр»!
— Ах! — пронеслось по классу.
— Это необычный «Мойдодыр». Все представление поставлено по принципу «черный кабинет» Станиславского, — посмотрел я со значением в сторону учительницы, которая тоже со значением кивнула мне головой, мол, я хорошо понимаю, как это необходимо знать первоклашкам. — Ну… что это такое… «черный кабинет»? — задал я вопрос и тут же поспешил ответить на него сам: — Помните, наверно, сказку: «Одеяло улетело, убежала простыня, и подушка, как лягушка, — махал я руками в ^воздухе, предполагая, что именно так все и происходит на сцене, — ускакала от меня!»
Учительница громко рассмеялась, и тут же за ней захохотал весь класс.
— Вот, как в сказке, так у нас будет и на сцене! — довольный успехом, воскликнул я. — На фоне черного бархата все предметы, которые находятся на сцене, будут кружиться, вертеться, светиться в абсолютной темноте… это принцип «холодного свечения» — последний закон физики, — опять повернулся я к учительнице, которая тут же сделала строгое лицо, давая понять, что вполне понимает важность сказанного как для себя, так и для своих учеников. — И даже сам маленький… — тут я вспомнил про Пухарчука, которого совсем забыл представить детям. А знаете, кто у нас играет грязнулю?
— Нет! — проорал класс.
— В главной роли у нас… лилипутик, во-о-т такой маленький, — опустил я руку к колену, как это делал Лев-тин. — А кто знает, что наш маленький-маленький лилипутик будет делать на сцене? — просюсюкал я, невольно вспоминая Женька, который был, наверно, больше завуча-организатора.
— Бегать! — выкрикнул кто-то из самых смелых.
— Играть!
— Прыгать!
— Нет, дети, — улыбнулся я, счастливый, что у меня все так хорошо складывается. — Наш маленький лилипутик будет перед вами… ЛЕТАТЬ! Прямо вот так — прыг! Прыг! И полетел! — замахал я руками. — Без всяких веревочек, лесочек, ниточек, проволочек…
— Ой, проволочек… — хихикала Мила Африкановна. — Да как же это?
— Это феерия светящихся красок, — непонятно к чему шлепнул я фразу, которую с таким значением произнес Левшин. — Кто хочет пойти, поднимите руки?
Частокол рук тут же вырос перед глазами.
— А мама с папой дадут вам денежку? — спросил я слащавым голосом. — У нас дорогие билеты, потому что это единственный в Советском Союзе «черный театр» лилипутов, и билетик у нас стоит один рублик.
— Дадут, дадут! — закричали дети.
— Как дорого! — ахнула учительница. — Может, подешевле?
— Ну что вы, Клавдия Сергеевна! — вскричала завуч. — Не часто к нам приезжают такие артисты, ведь это же «черный кабинет» самого Станиславского!
— Сколько вам оставить билетов? — спросил я уже деловым тоном.
— Все пойдут? — строго посмотрела учительница на класс.
— Все! — задребезжали стекла.
Я распрощался с классом, который вместе с учительницей, как на параде, проскандировал:
— Спасибо!
Мы с завучем вышли, и за урок пробежали все начальные классы. В моем блокноте появились первые записи. На час дня я раздал 350 билетов. Успех был полнейший.
— Остальные пионерские классы, — сказала завуч, — учатся во второй смене. Хотите, я им сама раздам?
— Нет. У меня свой стиль работы.
— А может, вы старшеклассников пригласите? Им тоже интересно будет… они как раз учатся в первую смену, для них можно сделать отдельный спектакль.
Меня вполне устраивало предложение Милы Африкаковны. Завуч подвела к очередному классу.
— Здесь у нас учатся спортивные ребята, — с гордостью сказала она. — 10 «Б». Мальчики специализируются в секции бокса, а девочки занимаются спортивной гимнастикой. Между прочим, это и самый успевающий, и дисциплинированный класс.
«Если будут бить, — подумал я про мальчиков, — то со знанием дела».
— Здравствуйте, ребятки! — по инерции было пропел я, когда мы вошли с завучем в класс.
Ребятки были головы на две выше меня. Они, ухмыляясь, поднялись для приветствия и также развязно уселись за парты, выставив напоказ разбитые кулачищи,
«Может, не надо их приглашать?» — едва успел я подумать, как Мила Африкановна воскликнула:
— Ребята, внимательно послушайте, что вам сейчас скажет товарищ артист из Куралесинской филармонии Прошу вас, — кивнула она мне.
«Здесь надо что-то другое говорить. Но что?»
— Любите спектакли? — спросил я, пытаясь наладите контакт с классом.
Школяры дружно и презрительно промолчали.
— А вы прямой слева давно не пропускали? — вдруг раздался хриплый голос с задней парты.
— Семенов! — тут же одернула завуч. — Здесь тебе не ринг, здесь искусство! Прошу вас, — улыбнулась она мне.
— А ринг — это тоже искусство! — снова брякнул Семенов.
Я посмотрел на этого малого, на его расплющенный нос — и почему-то понял, что наша встреча будет не последней. Если честно, то я бы удрал из этого класса, но на меня смотрели внимательные глаза представителей спортивной гимнастики, отступать было некуда.
— Так вот, товарищи старшеклассники, — решился я. — Куралесинская филармония хочет показать вам не простое представление. Это единственный в мире «черный театр» лилипутов.
— Так уж и в мире? — ухмыльнулся сосед Семенова, вообще безносый тип.
«Черт с вами, — подумал я. — Брякнул так брякнул, Будем надеяться, что такую кухню вы еще не видели».
— Существует еще один театр, на Западе, — начал я врать напропалую, надеясь исключительно на авось. — Но у них принципиальная разница с нашим «черным» театром Станиславского, — сказал я таким тоном, что даже Семенов промолчал. — Так вот, у них все представление поставлено по принципу игры теней…
— Как это? — загудел класс.
— Ну-у… игра теней… — протянул я, даже приблизительно не представляя, что это такое. — Игра теней…
это совсем не то, что наш кабинет, где вся сцена из черного бархата, где происходит иллюзия летающих предметов, феерия светящихся красок и летающих лилипутиков.
— И лилипутиков?! — заорал класс, полностью забыв про свою спортивную дисциплину. — А как же они летают?
— Летают они у нас без ниточек и веревочек!
Еще я хотел рассказать им о принципе «холодного свечения», но вовремя сообразил, что эти ребятки, с кулаками не меньше моей головы, могут подумать, будто учитель физики зажал от них этот последний закон, и мало ли чем это все кончится.
— Идем! — заорали спортсмены. — Давай билеты!
— Но билеты у нас дорогие! — пропел я эту фразу голосом лисички из моего далекого рыжего детства. -
Мама с папой дадут вам денежку?
— Идем! — ревел класс. — Сколько билет стоит? Рублей десять? Пятнадцать?
— Рублик… — выдавил я растерянно.
— Ха-ха-ха! — рассмеялись спортсмены. — Всего-то! Мама с папой… умора!
Две секунды — и меня чуть не смели вместе с завучем. Тридцать пять билетов как не бывало, зато в кармане теперь лежало тридцать пять рублей. Под шумные аплодисменты мы вместе с завучем вышли.