«А вы прямой левой давно не пропускали? — вспомнились слова Семенова. — А что, ринг — это тоже искусство!»
Вечером в гостинице «У озера», в номере категории «люкс» запуганного новенького тореадора привязали к позорному столбу корабельными канатами. Новичку дали в руки красный плащ и посыпали голову пеплом. На корриду были приглашены все желающие. Здесь был еще один опытный и закаленный матадор, которому было все до фени, он пришел насладиться зрелищем как тонкий знаток этой красивой и древней игры.
Стойло, в котором ублажали и немного поддразнивали быка, дрожало от рева. Ровно в семь вечера его дверцы открылись… Зрители не были испанцами, но уже привыкли к этому зрелищу, кровь не пугала их, однако и они закрыли лицо руками, когда бык с огромным животом помчался с душераздирающим криком:
— Я тебе сейчас покажу черный театр лилипутов!
Столб под тореадором треснул от этого удара, но не сломался. Новичок даже не успел взмахнуть плащом, как повис на канатах. Двое из зрителей еле оттащили быка. Его успокаивали, стирали кровь с рогов, доставали ведро с минеральной водой и потихоньку пощипывали, чтобы не остыл.
Закаленный в боях тореадор хотел было помочь новичку, но бык тут же вырвался из рук зрителей, и старый воин, с воплем, еще успел перескочить через заграждение. Вся арена была в крови, возле столба песок перестал впитывать влагу — и стояла огромная жуткая лужа. Новичок стонал, но его не спешили отвязывать: он должен побыть наглядным пособием для остальных.
— Где деньги за билеты, которые ты продал этим уркам?! — ревел бык. — Где деньги? Зачем ты приглашал этот класс?
Лучшее, что смог придумать тореадор, — это сказать, что он потерял деньги.
— Держите меня! — затрясся бык от гнева. — Это казенные деньги! Как ты их мог потерять? Кто тебе поверит? Вы их с Левшиным пропили!
Закаленному тореадору тоже досталось рогом в бок. Он привычно завопил, но тут же затих.
— Если это еще раз повторится, — выдохся наконец бык, — оба можете собирать чемоданы! Записывай! -прорычал он новичку. — Твои старшеклассники не расплатились. Не принес деньги 10 «А». Завтра пойдешь в школу за деньгами. Они или у классной руководительницы, или у кого-нибудь из класса, может быть, у старосты!
— А если они не ходили? — поднял окровавленную рожу тореадор.
— Мне все равно! Или деньги, или тридцать пять билетов!
«Слава богу, что 10 „Б“ ничего не задолжал», — вспомнил новичок о спортивном классе.
Зрители покинули зрелище, волоча за собой истерзанное тело тореадора.
— Я видел столько ублюдков! — неожиданно разбушевался в номере Левшин. — Но такого! Боже! — упал он на колени. — Сжалься, сделай так, чтоб наш ненаглядный сорвался… Коля, вам в институте искусств преподавали атеизм, подскажи хоть одну молитву!
— Только от бабки что-то помню, — усмехнулся Коля, — а в институте нам преподавали, как умудриться за пять лет обучения не умереть с голоду.
— Петя! — взмолился Левшин. — Ты мне друг, и ты это знаешь! Ты родился в деревне, там все верующие.
— Вот как другу и отвечаю, — прогудел Петя. — У нас в Отрадном все баптисты, у них таких молитв нет, чтобы Закулисный с иглы сорвался.
— Ну и черт с ним! — вскочил Витюшка. — Все равно сорвется.
Вскоре все разошлись кто куда. Видов с Левшиным пошли на свиданье. Горе — к баскетболистке.
«Сегодня не буду чистить зубы перед свиданьем, — решил я. — Да, не буду! И не надену свою любимую черную рубашку… одеколоном французским тоже не буду мазаться…»
Я лежал на кровати и думал. На свиданье меня просто никто не приглашал.
«Витюшку сегодня в гости позвали на домашнюю кухню. Видов с ним увязался. Я один. К Женьку, что ли, сходить? Он, наверно, опять в свою подзорную трубу смотрит. Что же он там выискивает? Какие миры? Везде одно и то же, куда ни наведи трубу. Неужели мы действительно одни во всей Вселенной разумные существа? Какая же все-таки скукотища!
А может быть, Женек уже нашел свой мир и живет в нем? В таком холодном и одиноком… Мир вечного страха, где тебя могут обидеть и оскорбить. Мир, где обречен быть один, без друзей. Его сегодняшний мир страшнее будущего… к этому миру нельзя привыкнуть.
Витюшкин мир — это бездомный костер в степи. Вокруг него всегда много народу, он ярко светит, тепла от него мало… Но он горит…
В том мире, где Женек, не загоралась даже веточка. Там вечное пепелище. Оно появилось с его рождением и останется с ним до его смерти.
У каждого свой мир, каждый мерзнет в нем на льдинах, трясется от тропической лихорадки, в этом мире раздаются детские голоса, в этом мире тебе может повезти — и ты найдешь себе друга, в этом мире случается любовь, в этом мире даже верят в счастье, в этом мире всегда что-то случается…
А в мире Женька ничего не может случиться, там холод, одиночество и слезы, прилипшие огромными льдинками на скалы… наскальные слезы Человека. Ребенок закричал — он родился, он жив, его услышали. Женек кричит, не переставая, с рожденья, но его никто не слышит. Он нужен людям для развлеченья!
— Ха-ха-ха! Вы только посмотрите, что этот лилипутик вытворяет
Люди своих детей с рожденья готовят к зрелищам!
— Дети, бегите быстрее в зверинец! Посмотрите, какой там большой слон! Ух, как его за ногу здорово заковали, чтобы не убежал в свои джунгли. Вот сюда, быстрее, посмотрите! Видите эту грязную образину? Это лев, дети! Царь зверей!
Детей с рожденья учат быть злыми!
— Дети, а сейчас мы пойдем в цирк. Это гладиаторы, дураки, кошку себе символом Непокорности выбрали, а мы эту кошку в бараний рог скрутили. Сейчас в цирке посмотрим, что она вытворяет.
Злых детей готовят к насилию!
— Дети, есть Красная Книга. А раньше была морская корова, но ее злые люди истребили. А в Красной Книге остались те зверушки, которых надо беречь.
Черта с два они их будут беречь! Они рождены от лицемеров и воспитаны ими! И они еще такое сделают с кошкой, что нам и не снилось!
Нет, в подзорную трубу ты не разглядишь тот мир, в котором бы хотел жить, Женек. Даже телескоп тебе не поможет. Этого мира сейчас просто нет. Но он будет! Он обязан быть! Обыкновенный мир добрых и порядочных людей. Иначе просто незачем жить.
«Главное, на боксеров не нарваться, — думал я, когда пришел за деньгами в школу № 1, пробираясь между этажами, как ночной воришка. — 10 „А“, — достал я свой блокнотик. — Как же его лучше разыскать?»
Уже шел урок. Я принялся подсматривать в замочные скважины. Едва замечал, что на школьниках пионерские галстуки, тут же перебегал к другой двери. Возле одной я долго присматривался и только взялся за ручку, как над моей головой раздался оглушительный звонок. Перемена! Я заметался по школе, еще секунда — и я окажусь лицом к лицу с ребятишками, с учителями, которые же наверняка не будут кричать так радостно: «Здравствуйте, дядя Мойдодыр!»
Из классов, как ласточки из разоренного гнезда, вылетали школяры. Я бросился по ступенькам вниз, закрыв лицо папкой. Мне удалось пробежать только один пролет, как лестница оказалась запруженной, и приходилось коленями, распихивать себе дорогу. Пока меня еще никто не узнавал, но я понял, что к выходу неузнанным пробраться не сумею. Тогда я встал между этажами в угол лицом к стенке и затих.
«Хорошо, если короткая перемена, — думал я в напряжении, что сейчас подойдет кто-нибудь из 10 „Б“ и проведет мне боковой удар в незащищенную печень. — А если это большая перемена? Черт с ней, главное — выстоять, главное — деньги собрать».