В начале 1672 года Корнелий де Витт приехал в Дордрехт, чтобы провести три месяца в своем старом доме, ибо известно, что не только Корнелий родился в Дордрехте, но и вся семья де Виттов происходила из этого города.
Как раз в это время Корнелий стал блистать, по выражению Вильгельма Оранского, самой полной непопулярностью. Однако же для своих земляков, добродушных жителей Дордрехта, он еще не был преступником, заслуживающим виселицы, и хотя они и были не очень довольны его слишком стойкими республиканскими взглядами, но все же, гордясь его личными достоинствами, приветствовали его местным вином.
Поблагодарив сограждан, Корнелий пошел посмотреть родной дом и распорядился, чтобы там произвели кое-какой ремонт, прежде чем приедет г-жа де Витт, его жена, с детьми.
Затем он направился к дому своего крестника, вероятно единственного в Дордрехте человека, еще не знавшего о прибытии инспектора плотин в родной город.
Насколько Корнелий де Витт вызывал к себе повсюду ненависть, рассеивая зловредные семена, именуемые политическими страстями, настолько ван Барле приобрел всеобщую симпатию, совершенно отказавшись от политики и всецело занявшись разведением своих тюльпанов.
Ван Барле любили и работники его, и прислуга, и он даже не представлял себе, что на свете может существовать человек, который желал бы зла другому человеку.
И однако же, пусть это будет сказано к стыду человечества, Корнелиус ван Барле имел, не подозревая этого, врага, куда более злобного, более ожесточенного, более непримиримого, чем имели инспектор плотин и его брат среди оранжистов, крайне враждебно настроенных против этой удивительной братской дружбы, безоблачной при их жизни и только что перенесенной по ту сторону смерти силой их взаимной преданности.
Увлекшись тюльпанами, Корнелиус стал тратить на них и свои ежегодные доходы, и флорины отца.
В Дордрехте, дверь в дверь с ван Барле, жил некий горожанин по имени Исаак Бокстель, который, как только достиг вполне сознательного возраста, стал страдать тем же увлечением и приходил в восторженное состояние при одном только слове тюльбан (как утверждает французский флорист, то есть наиболее сведущий историк этого цветка, сингальское „тюльбан“ было первым словом, служившим для обозначения того венца творения, что теперь называют „тюльпаном“).
Бокстель не имел счастья быть богатым, как ван Барле. С большими усилиями, с большим терпением и трудом разбил он при своем доме в Дордрехте сад для культивирования тюльпанов. Он возделал там, согласно всем необходимым предписаниям, землю и дал грядам ровно столько тепла и прохлады, сколько полагалось по правилам садоводства.
Исаак знал температуру своих парников до одной двадцатой градуса. Он изучил силу давления ветра и устроил такие приспособления, что ветер только слегка колебал стебли его цветов.
Его тюльпаны стали нравиться. Они были красивы и даже изысканны. Многие любители приходили посмотреть на них. Наконец Бокстель выпустил в мир Линнея и Турнефора новый вид тюльпанов, дав ему свое имя. Этот тюльпан получил широкое распространение: завоевал Францию, попал в Испанию и проник даже в Португалию. Король дон Альфонс VI, изгнанный из Лиссабона и поселившийся на острове Терсейра, где он развлекался, в отличие от занимавшегося поливкой гвоздик Великого Конде, разведением тюльпанов, посмотрел на „Бокстель“ и сказал: „Неплохо“.
Когда Корнелиус ван Барле после всех своих прежних занятий страстно увлекся тюльпанами, он несколько перестроил свой дом, расположенный, как мы уже говорили, рядом с домом Бокстеля. Он нарастил этаж на одном из зданий своей усадьбы, чем лишил сад Бокстеля тепла приблизительно на полградуса и соответственно на полградуса охладил его, не считая того, что отрезал доступ ветра в сад Бокстеля и этим нарушил все расчеты своего соседа.
В конце концов, с точки зрения Бокстеля, это было не столь существенно. Он считал ван Барле только художником, то есть своего рода безумцем, который пытается, искажая чудеса природы, воспроизвести их на полотне; если он пристроил над мастерской один этаж, чтобы иметь больше света, — это его право. Господин ван Барле был художником, так же как г-н Бокстель был цветоводом, разводящим тюльпаны. Первому нужно было солнце для его картин, и он отнял полградуса у тюльпанов г-на Бокстеля.
Закон был на стороне г-на ван Барле. Bene sit[3].
К тому же Бокстель установил, что избыток солнечного света вредит тюльпанам и что этот цветок растет лучше и ярче окрашивается под мягкими лучами утреннего и вечернего солнца, чем под палящим полуденным зноем.