О том, чем заполняет свой досуг Анна, мне регулярно докладывал Клим. Такая роскошная леди не могла остаться не замеченной им. Он мне завидовал и предлагал переселить Анну в его лодочный гараж.
– Послушай, Кирилл, тебе должно быть стыдно, что девушка живет у тебя в таких условиях.
– Она очень любит черешню, – ответил я. – И вообще она сначала собиралась жить в гамаке на дереве. У многих богатых москвичей бывают причуды.
– Я видел ее с подружкой на «Горке», – докладывал он мне вечером. «Горка» – это открытое кафе на набережной. Сидя за столиком, можно любоваться и крепостью, и коричневыми телесами на пляже. – Ты стремительно теряешь шансы, – продолжал Клим.– По-моему, к ней уже приклеились мужики.
Если бы он знал, какое прошлое связывало нас с Анной!
Я испытывал ее терпение. Конечно, она ждала удобного случая, чтобы поговорить со мной наедине, но меня трудно было поймать в поселке днем и вечером. Лишь однажды, после захода солнца, я встретил ее вместе с подругой Ириной на набережной. Подруга была эффектной девушкой со стрижкой «каре», которая очень шла к ее загоревшему лицу. Анна представила нас, я раскланялся, спросил, хорошая ли сегодня водичка, и, делая вид, что страшно занят, поспешил распрощаться. По утрам же, когда я приходил на дачу кормить кур, Анна еще спала на раскладушке под пленкой, словно парниковый цветок.
Анна, сохраняя чувство собственного достоинства, больше не приходила ко мне домой и терпеливо ждала удобного случая. Я же делал все возможное, чтобы этот случай никогда не наступил, и, появляясь по утрам на даче, выполнял всю работу быстро и бесшумно.
Но в одно прекрасное утро сын моего постояльца, которого я мысленно называл Мальчишом-Плохишом, подложил мне свинью. Набрав на берегу камней, он, едва рассвело, организовал охоту на моих кур и довольно метко обстреливал их, спрятавшись в зарослях виноградника. Когда я появился с ведром размоченного хлеба во дворике, куриный визг достиг своего наивысшего накала и, долетая до моря, наверняка заглушал шум прибоя. Мальчиш-Плохиш ничуть не испугался меня, даже попытался забросить несколько камней мне в ведро, как в баскетбольное кольцо. Я сунул ребенка под мышку и понес чадо отцу, который все еще крепко спал.
Анна проснулась, что, в общем-то, было не удивительно. Не успел я высыпать корм курам, потерявшим от стресса аппетит, как Анна, подкравшись ко мне со спины, приставила указательный пальчик между моих лопаток на манер пистолета.
– Ку-ку, – сказала она. – Попался?
– Попался, – согласился я, не оборачиваясь и поднимая руки вверх.
Глаза Анны были еще полуприкрыты, волосы спутались, и она вялыми движениями пыталась сплести косичку и закрепить ее на затылке.
– Хозяин, я хочу заплатить тебе за три дня проживания.
– Разве ты уже уезжаешь? – Кажется, в моем голосе предательски прозвучала надежда.
– Об этом даже не мечтай.
– Тогда заплатишь за все дни сразу, – ответил я и пошел к калитке.
– Кирилл! – Она позвала меня уже другим тоном, в котором не было веселых нот, и я, понимая, что разговора, которого так не хотел, все-таки не избежать, остановился и повернулся. – Кирилл, мне нужна твоя помощь, – добавила Анна.
– У меня сейчас очень много работы…
Я откровенно, чуть ли не прямым текстом посылал ее, но Анна уже взяла меня за руку.
– Что с тобой, Кирилл? Ты очень изменился.
– Наверное, это так, Анна.
– Тебе не хочется вспоминать о том, что с нами было?
Я рассматривал ее светлые, цвета утреннего неба глаза. Все, подумал я, сейчас она станет вспоминать сельву, я буду внимательно слушать, потом начну решать ее проблемы, втянусь в них, и прошлое, о котором я начал потихоньку забывать, хлынет на мою башку как лавина.
– А у тебя здорово обгорели плечи, – сказал я. – Принести кислого молока?
– Не надо, мне Ирина дала детского крема.
– Детским кремом обычно смазывают другое место.
– А ты поправился. Лицо округлилось.
– Да нет, тебе показалось. Просто я ем много соленой кильки, потому что она достается мне бесплатно, и по утрам опухаю.
Я тянул время, но какой в этом был смысл? Если Анна приехала в Судак ради того, чтобы я чем-то ей помог, то обязательно своего добьется.
– Что ты от меня хочешь? – спросил я, опуская пустое ведро на землю и складывая на груди руки.