Подъехали к самолёту, он уже был загружен и готов к вылету. Я постоял, подышал свежим утренним воздухом и поднялся в кабину. Однако моё место было занято: там по-хозяйски разместился Алексей. Иван Вениаминович сидел в правом кресле. Он мне махнул рукой, чтобы я шёл в комнату отдыха, что я и сделал. Лёг на лавку и моментально заснул. Заснул крепким сном, без сновидений. Просто провалился в небытие. Проснулся легко, как только двигатели сменили режим работы. Встал, потянулся, умылся и зашёл в кабину. Самолёт шёл на посадку. Я примостился за спиной Максима и глядел на горы, на поля, простирающиеся под нами, на город, который оставался в стороне от нашего маршрута. Небо было синее, земля – зелёная. И, несмотря на то, что летел на похороны своей мамы, настроение было хорошее. На душе было легко и просто. Видимо, за прошедшие сутки у меня всё отболело и ушло от меня. Сели. Нас встречал какой-то чин в полковничьих погонах. Иван Вениаминович, вышел, поздоровался с встречающим, и они куда-то пошли. Мы остались около самолёта. Что делать дальше, непонятно. Походили вокруг самолёта, а потом зашли в грузовой отсек и расселись на скамейках. Примерно через час к самолёту подъехал пассажирский уазик. Рядом с водителем сидит Иван Вениаминович.
– Максим, замыкай самолёт и едем. Машину дали на сутки.
– А что делать с контейнерами? – спрашивает Максим.
– Ничего, а что с ними делать?
– Мы же вроде их привезли на проверку.
– Ну, считай, проверили, – ответил Иван Вениаминович. – Ты, Макс, не в своё дело лезешь, тебе сказано – замыкай. Давай быстрее, время идёт.
Максим с Алексеем обошли самолёт, закрепили винты, подбили посильнее колодки под колёса, Макс всё замкнул. Через полчаса выехали. Водителем был прапорщик-казах, из местных: «Значит, на похороны едем? Кто умер?»
– Вера Николаевна, мама майора. Замечательной души была женщина, – ответил Иван Вениаминович.
– Тогда нужно, наверное, венок купить и цветов. Будем проезжать город, заедем на кладбище, там должны продавать, – сказал водитель.
– Так, может, что-нибудь ещё нужно купить – ты, Паша, не узнавал? – спросил Алексей.
– Где бы я узнал? Телефона дома нет.
– Неважно, заедем, купим всё что нужно, – сказал Иван Вениаминович. – Давай, прапорщик, в магазин заедем.
– Заедем, но лучше в городе, в местных магазинах ничего не найдёте.
– А сколько времени ехать до города?
– До города часа три, а до посёлка ещё час.
– Хорошо бы остановиться в магазине и взять чего-нибудь пожевать, – предложил Сергей, – с вечера во рту ничего не было.
– Да, не помешало бы, – добавил Алексей.
– А что, твои припасы все кончились? – спросил Иван Вениаминович.
– Конечно, товарищ полковник, – почитай, неделю дома не был. Что Лариса сложила, всё смели давно.
– Давай, прапорщик, вези нас в магазин, – сказал Иван Вениаминович.
– Где же мы найдём магазин-то? Нет нигде по дороге до самого города. Правда, есть кафе на перевале, там можно чем-нибудь перекусить, – ответил прапорщик.
Так и сделали. Остановились возле кафе, на стоянке стояло ещё несколько грузовых машин. Взяли салат из капусты в большой чашке и каждому по гуляшу – ничего другого не было. Заказали бутылку водки. Разлили на всех, кроме прапорщика, за один раз. Выпили молча. Поели; правда, Максим хотел взять ещё бутылку, но Иван Вениаминович не разрешил: «Макс, не на свадьбу едем. Достаточно». Поехали дальше, вскоре приехали в город. Заехали на кладбище, там был магазин, где торгуют всяческими вещами, которые необходимы при похоронах. Но магазин был закрыт. Мы даже расстроились. Но прапорщик вышел и по-казахски поговорил со сторожем. Тот отправил своего внука, который крутился неподалёку, за продавцом. Пришла женщина, открыла магазин, и мы купили несколько венков и бумажные цветы. Затем заехали в продуктовый магазин, где Иван Вениаминович купил ящик водки и конфет. Поехали дальше. Теперь дорога была мне хорошо знакома. Я задумался и начал вспоминать, как мы с мамой ездили по этой дороге в город, когда я был ещё совсем маленький. Затем – как мама собирала меня в первый класс. Тоже ездили в город покупать школьные вещи. Как я уезжал из своего посёлка в училище, как приехал в прошлом году в отпуск. Вспомнил Толика, который мне регулярно писал письма. Писала и мама тоже, но вскоре от неё письма прекратились. Толик писал, что мама стала плохо себя чувствовать, что её снова положили в больницу. Последнее письмо от Толика было пару недель назад. Он написал, что маме стало немного полегче и её выписали из больницы. И вот теперь телеграмма. Я жил в Ташкенте и не мог приехать. На службе был полный завал. Летали по трое суток подряд. Хотя нужно было всё бросить и приехать к маме: она, наверное, ждала меня. Но мой офицерский долг, долг солдата, превысил долг сыновий. Я не смог побыть с ней в её последние дни. Стыдно, очень стыдно. Теперь она уже никогда, совсем никогда не прижмёт меня к себе, не обнимет, не поцелует. На душе снова стало очень тоскливо.