– Толик, а что ты возле магазина делал с пацанами?
– Да тут такое дело, дядя Паша, что мы вылавливаем командировочных и проучаем их.
– Не понял.
– Короче, полгода назад на танцах один командировочный закадрил Катьку из десятого класса. Что он ей обещал, не знаю. Только уговорил пойти к нему в гостиницу. Хорошо, мне ребята сразу сказали. Пошли мы втроём в эту гостиницу, а этот командировочный Катьку шампанским спаивает. Всыпали мы ему – мама не горюй, а Катьке щелбанов наставили, чтобы думала, куда и с кем идти. Потом решили с пацанами, что нужно всех командировочных припугнуть, чтобы носа вечером из гостиницы высунуть боялись. Так вот, теперь мы по очереди дежурим возле магазина и вылавливаем командировочных. Надаём по шее хорошенько, они из гостиницы и не выходят, боятся.
– Ну вы даёте. Так и в колонию загреметь недолго. Всю жизнь себе исковеркаешь.
– А если эти гады исковеркают жизнь нашей девчонке? Что лучше?
– Не знаю, но это не метод.
– А какой метод должен быть, если они на танцах носы задирают и к девушкам пристают?
– Наверно, обратиться в милицию.
– Не смешите меня, дядя Паша. Что милиция сделает? Ничего. А так получается действенно. Боятся выходить. А колонией меня не испугать. Детдом – та же колония, со своими понятиями. Если за себя постоять не можешь, зачморят.
– А ты мог постоять за себя?
– А я мог и сейчас могу.
Подошли к дому Агафоновых, зашли в калитку. Во дворе под навесом стояли несколько столов, видимо, после вчерашних поминок. Дом примерно такой же, как и наш. Из двери нам навстречу вышла женщина – видимо, увидела нас в окно и громко крикнула назад в дом: «Отец, выходи скорее, к нам гости. Здравствуй, Паша, Верочка нам про тебя много рассказывала. Какой ты важный стал, а ведь я тебя помню ещё маленьким». И она заплакала. Мне нужно было её как-то утешить, но я не знал как. Я даже не удосужился у мамы спросить, как их зовут. Но тут вперёд вышел Толик: «Наталья Николаевна, не нужно плакать, успокойтесь. Витька уже не вернуть, а Вам здоровье беречь надо».
– А, Толик, здравствуй. Ты что вчера к нам не зашёл? Все его друзья были.
– Извините, не мог с работы уйти. Зато сегодня мы вместе с дядь Пашей пришли.
– Заходите, заходите в дом. Отец, ты где там возишься? – вновь крикнула она.
На пороге появился крепкий, высокий мужчина. Я сразу понял, что хорошо знаю его, только никак не мог вспомнить – откуда.
– Здравствуй, Паша, здравствуй, Толик. Хорошо, что зашли, проходите в дом. Мать, накрой на стол.
Мы прошли в дом, в зал. На столе стояла большая фотография парня с чёрной ленточкой на рамке. Рядом стоял стакан, накрытый кусочком хлеба.
– А ты, вижу, Паша, меня не признал? Я ведь в школе работал, завхозом. А ты – офицер, майор, с медалями и орденом. Лётчик? Как служится?
Не успел я ничего ответить, как в комнату вошла Наталья Николаевна. Она принесла чашку с варёной курицей и стопку блинов на тарелке. Поставила на стол. Завхоз – не помню, как его звать, – подошёл к шкафчику, висящему на стене, и достал бутылку водки и четыре стопки. Наталья Николаевна сказала, что сейчас Ивановы подойдут, и он достал ещё две рюмки и поставил на стол.
– Толик, помоги мне с огорода принести помидорчиков и огурчиков, а я пока хлеба нарежу.
Толик мигом соскочил и вышел из зала.
Завхоз взял в руки фотографию сына: «Вот он, наш Витенька. Схоронили на прошлой неделе. А вчера вот поминки отвели. Хотя поминки делают на девятый день после смерти, но мы с матерью решили сделать на девятый день после похорон. А погиб он два месяца назад. Девять дней прошло, а мы с матерью не знали, что его уже в живых нет. И сорок дней прошло, а он не похороненный был. Привезли его из города на машине, с ним были два его друга. В цинковом гробу. Мы хотели гроб распилить, посмотреть, но военком запретил. Так его мёртвого и не увидели. А мать всё твердит: а может, там не он лежит. Может, обознались. А он где-то раненый лежит в госпитале и весточку нам передать не может». Он поставил фотографию на угол стола, пододвинул к ней стакан с кусочком хлеба. Рукой смахнул слёзы с глаз.
– А я так думаю, что это он, – продолжал завхоз, – он всегда любил залезть туда, где погорячее. Ни одна драка в посёлке без него не обходилась. То он заступался за девушку, то за друзей. Вот и в Афганистане, я думаю, он ни за кого не прятался, а лез вперёд других.
В комнату вошёл Толик, он нёс чашку с нарезанным салатом. «Иван Тимофеевич, там к вам Ивановы пришли», – сказал Толик.
– Пришли – пусть заходят. Вот Толик, хороший парень. Повезло, что признали не годным к службе. А так попал бы в Афганистан и пропал там. Он ведь тоже везде вперёд других лезет. Вместе с моим Витей не раз драку устраивал в клубе со шпаной всякой. Боюсь за него, если не образумится, то не миновать ему тюрьмы. Лихой он очень.