Хэт тайком вернулась домой около полуночи. Джон безмятежно спал, накрывшись до ушей пёстрым лоскутным одеялом.
Прямая линия
На следующий день, отправляясь на работу с лесорубами, Хэт встретила Дигби Пинча, который ехал в двуколке и правил мулом, не вынимая изо рта трубки. Бен Росс громко его приветствовал, но Пинч не ответил.
— Задирает нос, — пробурчал Бен, вскидывая на плечо топор. — Разбогател, что ли?
Проезжая мимо Хэт, Пинч задержал мула и сказал почти шёпотом:
— Если тебе понадобится помощь…
Хэт вздрогнула и посмотрела на Пинча, но тот хлопнул вожжами и уехал, не оборачиваясь.
Откуда он знает? Кто мог ему сказать?
Ответ был простой: Сэм Грин, проповедник.
«Если понадобится помощь…» Пинч жил в полумиле от Бактауна, на ферме, если можно назвать фермой дощатое строение, похожее на сарай.
А может быть, он нарочно сказал? Дигби Пинч когда-то водил дружбу с рыжей миссис Сьюзен, которую Хэт запомнила на всю жизнь. Наверное, у него есть знакомые среди белых лодырей, которые пьянствуют в Бактауне, ожидая любого заработка. Они не упустят случая привести к хозяину беглую рабыню и получить за это по доллару на выпивку.
«Если понадобится помощь…» Без помощи отсюда не уйдёшь. Кто-то помог Сэму Грину-младшему, и вот он на свободе.
Надо идти на риск.
Но для бежавшей негритянки риск — это собачьи клыки, потом воловья плеть, потом буква «Б» («беглая»), выжженная калёным железом на плече, и, наконец, медленная смерть на хлопковом поле или в сарае, на охапке соломы…
Если есть оружие, можно защищаться, а последнюю пулю пустить в себя. Но оружия нет.
Вечером у Хэт был такой странный вид, что беспечный Джон удивился.
— Что это ты на месте не сидишь, Хэт? — сказал он, глядя на неё подозрительно.
— Разве я не сижу на месте?
— Ты уже шестой раз уносишь сковородку и приносишь её обратно. О чём ты думаешь?
— Джон, — сказала Хэт своим хриплым голосом, — я буду свободной.
Джон рассмеялся:
— Ты договорилась с хозяином о выкупе? А деньги нашла в дупле?
— Нет. Я хочу уйти на Север, в Пенсильванию.
— Ты окончательно рехнулась! Как ты туда доберёшься?
— Я найду дорогу. Джон, пойдём вместе!
Джон Табмен фыркнул:
— Я тебе сто раз говорил, что мне и здесь не худо. Я не раб, а свободный негр, и мне нет смысла блуждать по лесам с беглой рабыней. Овчарки отличают чёрного от белого, но свободного от несвободного им не отличить.
— Хорошо, тогда я уйду, а ты приезжай за мной.
— Никуда ты не уйдёшь, — раздражённо проговорил Джон. — Ты жена Джона Табмена и должна быть при муже.
— А если я всё-таки уйду?
Джон так ударил по струнам банджо, что маленький инструмент загудел, как жестяная банка.
— Ты не уйдёшь!
— Джон!…
— Я поговорю с хозяином. Я скажу ему, что Гарриет Табмен собирается улизнуть. Я это сделаю завтра же утром.
Джон подхватил банджо и ушёл в хижину. Они поужинали молча, впервые за всё время. Потом Джон улёгся спать.
Хэт мыла посуду, искоса поглядывая на мужа. Он заснул было, затем открыл глаза, приподнялся на локте и, убедившись в том, что жена на месте, свалился на подушку и натянул одеяло на ухо. Через несколько минут он стал посвистывать носом. Хэт знала, что теперь его и гром не разбудит.
Было ещё сравнительно рано. Негры ужинали на порогах своих хижин, а в большом доме только кончали доить коров. Она посмотрела кругом.
Ей хотелось увидеться с кем-нибудь из своих, может быть в последний раз, но она решила не беспокоить родителей. В большом доме служила на кухне её младшая сестра Мэри. Хэт пошла в большой дом. Она никогда ещё не чувствовала себя такой одинокой, как в тот вечер. Кто-то должен был знать и передать старикам и Джону…
Да, ведь из-за Джона она не могла больше оставаться в посёлке! «Завтра же утром», — он сказал. Правда, у Джона настроение могло измениться четырежды за одно утро, но если он расскажет Томпсону…
Застучали копыта, и на каштановой аллее, ведущей к большому дому, появился сам док Томпсон в широкополой шляпе с развевающимися по ветру бакенбардами. Увидев фигуру, крадущуюся по аллее, Томпсон машинально полез в карман за пистолетом. С некоторого времени мудрый доктор стал упражняться в стрельбе из «малого оружия».
Полевой негритянке не полагалось самовольно являться на кухню господского дома. Хэт повернула обратно и запела:
Колесница святая приедет за мной,
Я оставлю вас.