Раздался лёгкий смех. Никто не мог себе представить, чтобы рабство было уничтожено и знаменитый мистер Баррингтон остался голодным.
— Всё это слова, — пренебрежительно отозвался полковник, опустошая мелкими глотками стакан виски. — Вы, оратор любите говорить, а мы, военные, предпочитаем действовать. Увидите, мы ещё нападём на Север и устроим славную драку. Преимущество всегда у того, кто первый нападает… Так вы продадите девку, доктор? Даю полторы тысячи.
— Нет, — отвечал Томпсон, — решительно нет!
В сумерках, когда полковник Стюарт прогуливался в парке, его вежливо взяли за руку.
— Извините, сэр, — произнёс голос Хопкинса, — интересующий вас человек поедет в Бактаун в воскресенье. И мне пришло в голову, что этим надо воспользоваться.
— Отлично! — ответил полковник. — Но только позаботьтесь о том, чтобы всё было сделано в полной тайне. Запаситесь паклей и смолой.
— Проще всего было бы подстрелить его на дороге, — сказал Хопкинс.
— Подстрелить? Это шум и возня…
— Полковник, — важно проговорил Хопкинс, — один адвокат из Кембриджа подарил мне выписку из закона, где сказан что «лицо, совершившее кражу раба или являющееся соучастником в подобном преступлении и признанное виновным, и при этом упорно, с преступными намерениями хранящее молчание должно быть подвергнуто смертной казни».
— Ах, да это же всё по суду, — досадливо сказал полковник, — а перед судом бывает следствие и адвокаты вымогают деньги… Нет, запаситесь паклей. Всё-таки он белый.
— Слушаю, сэр… Сделаем ему снисхождение, сэр.
Был прекрасный вечер. Миссис Джесси уселась в кресло на балконе, где она когда-то проводила дни с книжкой в руках. Пахло цветами. Вдали слышались хоровые песни чёрных. Прилив воспоминаний юности был так силён, что миссис Джесси втайне решила написать об этом книгу. В юные годы Джесси Бродас писала стихи, а иногда и прозу.
— Данкен Стюарт просит продать ему горничную, дорогая, — сказал ей муж, только что вернувшийся из парка, — но доктор говорит, что не возьмёт никаких денег за эту горничную. Кажется, её зовут Джейн.
— Ах, дорогой, — устало сказала Джесси, — и в самом деле, было бы непорядочно брать деньги с Данкена. Это друг моего детства. Я подарю ему Джейн Баули.
Дэви Кимбс несколько раз проходил мимо хижины Большого Бена. Вид у него был такой, словно он кого-то разыскивал.
Старая Рит вышла на улицу с ведром и подозвала его к себе.
— Что с тобой, сынок? — спросила она. — Ты как будто бежал от самого Бактауна.
Дэви вытер ладонью лоб.
— Я… я… хотел увидеть Бена.
— Бен потащил брёвна в большой дом. Ты слышал новости?
— Какие новости, тётя Рит?
— Бедняга! Джейн Баули подарили Стюартам.
— Уф! Я это слышал, тётя Рит… А что говорит её отец?
— Устричный Билл? Что он понимает в этих делах! Есть ещё новости: появился Мойсей.
— Мойсей?
— Да, пророк Мойсей. Он сошёл на землю египетскую и бродит где-то совсем неподалёку от нашего посёлка. Помолись богу, а бог велит Мойсею помочь тебе.
— Где бы увидеть этого Мойсея?! — с отчаянием сказал Дэви.
— Увидеть Мойсея! Ты рехнулся. Мойсей невидим. И он не ходит, а летает по воздуху. Разве ты не знаешь, как ведут себя пророки? Хотела бы спросить его, жива ли моя бедняжка Хэт там, на Севере…
Старая Рит с горечью тряхнула ведром и направилась к колодцу.
Убедившись в том, что вокруг никого нет, Дэви одним движением нырнул в хижину Большого Бена и через несколько минут вышел оттуда с топором.
Это был рабочий топор Бена Росса с длинной рукояткой и сверкающим обухом — единственное «оружие», которое Хопкинс разрешил ему держать дома.
Дэви спрятал топор под рубашку, прижал его к себе обеими руками и, побежал из посёлка.
Девушки из большого дома видели, как он стоял возле ограды, скрестив руки на груди, «с таким страшным лицом, как будто убил человека». Одна из кухарок окликнула его, но он ничего не ответил.
— Уходи поскорее, — крикнула ему кухарка, — а то Удар грома тебя увидит!
Дэви вздрогнул, точно действительно гром грянул над ним и поплёлся по дороге, странно придерживая куртку. Шёл он долго и остановился в гуще леса. Только птичье пение нарушало тишину.
Тут Дэви рухнул на землю, как подкошенный, и зарыдал.
Вероятно, он проплакал часа два, потому что, когда он очнулся, солнце уже заходило.
— Встань, — произнёс за его спиной низкий, хриплый голос, — встань, Дэви, и вынь топор из-за пазухи!
Дэви подскочил — и глазам своим не поверил: перед ни стояла Гарриет Табмен.