Большой пароход прошёл, сверкая огнями и бурля колёсами. Устричного Билла осветили фонарём, и вахтенный начальник рявкнул в рупор:
— Эй, на шлюпке, почему у вас нет огней? Что везёшь, негр?
— Дрова, масса начальник! — откликнулся Билл.
— А белых на борту нет?
— Масса капитан спит.
— Нализался, что ли, этот капитан шлюпки? Оставил шального чёрного одного на штурвале. Отваливай подальше!
Билл с удовольствием выполнил приказание. Его обдало струёй жирного угольного дыма, широкая волна закачала шлюпку. На берегу мелькнули огоньки.
— Смотри, Билл, это не жёлтый и голубой? — спросила тётя Баули.
— Нет, это город Истон, — ответил Билл. — И давай подальше от берега, а то ещё встретим чересчур любопытных рыбаков. Слава богу, охотники за нашим братом ещё не догадались послать патрули в бухту.
— Это потому, что нашему брату некуда плыть по бухте. — Здесь кругом рабовладельческие штаты. Куда нас несёт, Билл? Скоро утро…
В самом деле, на востоке, над островками, уже начинало светлеть небо.
«Днём нам будет плохо, — подумал Билл. — Могут обыскать шлюпку».
Муж и жена продрогли до костей. Дети спали, укутанные мешками. Рассвет был холодный, поднялась лёгкая, туманная дымка, и вдали стал маячить левый берег: бухта сужалась перед устьем Потомака. К западу — Аннаполис, а к северу — Балтимор…
— Кто нас послал с этой шлюпкой? Преподобный Мак-Аллан и его слуга? Да они, может статься, и сами не знают, куда нас послать. Мойсей всё им написал? А правильно ли они прочитали письмо?
Тётя Баули проговорила всё это, стуча зубами не то от холода, не то от волнения.
— Не знаю, старуха, — отозвался Билл, — а только, когда станет совсем светло, мы высадимся на правом берегу и пойдём на Север. Авось нам помогут свободные негры или фермеры. Я слышал, что в северных графствах не любят, когда разлучают мужа с женой и детьми.
— Милосердие белых! — насмешливо воскликнула тётя Баули. — Нет, уж лучше пустить шлюпку ко дну!
Светло. В серой дымке ясно виден берег. Сверху прошёл парусник. Там штурвальный вертел колесо, а на крыше рубки сладко спала собака.
Пустить ко дну шлюпку или вернуться в Кембридж, в здание суда, где стучит молоток аукциониста? «Прошу джентльменов обратить внимание на качество товара. Негритянка, знающая рыболовный и устричный промысел! Дети привыкли к воде и холоду, их можно использовать для ухода за лодками! Лучшая порода мэрилендских негров, тысяча долларов за троих, кто больше?…»
И тут Билл ясно увидел огни — жёлтый и голубой. Только они горели не на правом, а на левом берегу.
Билл не сказал ни слова. Он налёг на штурвал. Шлюпка описала полукруг, едва не черпнув бортом воду, и врезалась в песок.
Через несколько минут семья Баули стояла перед фургоном, на облучке которого горели два больших фонаря. Необыкновенных размеров женщина сидела между фонарями, сложив руки на животе, и храпела на всё побережье.
— Гм, — вежливо сказал Билл, — послушайте, миссис…
Женщина открыла два круглых, совиных глаза и уставилась на Билла.
— Ты кто?
— Я… гм… я негр.
— Это можно заметить даже в сумерках, — сказала женщина. — Не бойся, если ты друг среди друзей.
— Совершенно верно, миссис! — радостно крикнул Билл. — Я Билл Баули из графства Дорчестер! Я друг среди друзей!
— Не надо так отчаянно вопить, — сказала женщина, ловко слезая с облучка. — Я вас ждала здесь, господь вас благослови, двое суток.
Билл оглянулся. Лошади паслись на лужайке.
— Вы трое в фургон, — скомандовала женщина, — а маленькую я возьму к себе под шаль. Постой-ка, Билл Баули, помоги мне запрячь коней. Да не называй меня «миссис», потому что мой дед был негр, а бабушка — индианка.
Женщина смешанных кровей оказалась удивительно подвижной, несмотря на шарообразную фигуру. Билл больше мешал ей, чем помогал. Лошадей запрягли, фонари потушили, и фургон затрясся по дороге. Внутри повозки нашлись картошка и лук. Это был первый завтрак семьи Баули с тех пор, как они покинули дом преподобного Мак-Аллана. Но воды не было до следующей «станции». Тётя Баули облизывала сухие губы, Билл глотал слюну, но лучше всех вели себя маленькие дети. Они ничего не просили и только поглядывали удивлёнными глазёнками на новый мир, который был гораздо больше, чем им казалось в свайном домишке отца.