Старушка добрела до рынка и купила двух цыплят. Она связала им ноги и понесла покупку в руках. По дороге ей попалось объявление, обещавшее целое состояние за поимку «Мойсея, живого или мёртвого». Старушка равнодушными глазами безграмотной посмотрела на это объявление и поплелась дальше.
Городок остался позади. Потянулась пыльная, старая, табачная дорога. По сторонам поднимались могучие тополя Через несколько километров вдали показалась крыша большого дома Бродасов. Путница остановилась и несколько минут задумчиво смотрела на эту крышу, на дальние очертания фермы рыжей миссис Сьюзен, на синеватую кромку леса и конусообразные верхушки негритянских хибарок. В посёлке никого не было, кроме детей и старух. Вот сарай, в котором спрятался когда-то Сэм Грин-младший и в котором она получила тяжёлую рану в лоб. Немного подальше стоит сколоченная из тонких досок хижина Джона Табмена, который когда-то был её мужем… Здесь много знакомого, с чем приятно или неприятно встретиться, но самый приятный старый знакомец — лес. Он сильно поредел за последние годы, но всё ещё стоит, как войско, вооружённое пиками, и дышит свежестью в этот знойный, летний день…
Никому не пришло бы в голову, что Мойсей явился в графство Дорчестер не по потаённым лесным тропам, а в вагоне железной дороги, среди бела дня! Гарриет улыбнулась.
Размышления её были прерваны цокотом копыт. По дороге в облаке пыли ехал бодрой рысью всадник в широкополой шляпе, с сигарой в зубах. Он ехал прямо на Гарриет. И это был Док Томпсон.
Гарриет резким движением рванула верёвку, которая связывала ножки цыплят. Верёвка лопнула. Цыплята, пища и дико хлопая крыльями, устремились к лесу. «Кухарка» издала тонкий, высокий вопль и бросилась за ними, размахивая руками и нелепо подпрыгивая на ходу. Томпсон остановил лошадь и расхохотался.
— Нажимай, бабка! — кричал он. — Ставлю десять долларов за цыплят! Беги, беги!… Нет, не выйдет, старое корыто! Ей-богу, я выиграл пари!
Он погнал лошадь. Струя светлой пыли медленно оседала на придорожные кусты.
Томпсон и в самом деле выиграл пари: Гарриет не догнала цыплят. Она и не старалась их догнать. Войдя под сень больших деревьев, она выпрямилась.
— Томпсон жив и здоров и прекрасно ездит верхом, — прошептала она иронически. — Интересно, что с остальными…
Она пустилась в это рискованное путешествие после того, как получила письмо от Томаса Гаррета, к которому её когда-то привезли в тачке со щебнем и который помог ей бежать дальше на Север.
«У меня есть точные сведения, — писал друг Томас, — что большой мешок с овсом, который тебе так дорог, собираются свалить в сарай и запереть надолго. Если тебя интересует этот мешок, постарайся купить его или сообщи своим друзьям, чтобы они его купили немедленно».
Это значило, что Бена Росса собираются посадить в тюрьму.
Гарриет не стала медлить. Обычно она вывозила негров из Мэриленда зимой. Но теперь ей предстояло освободить родителей, глубоких стариков, в августе, когда Хопкинс и его помощники постоянно разъезжают по полям и дорогам.
— Что ж, — спокойно сказала Гарриет, укладывая узелок, — чем неожиданнее, тем лучше. Господа обыскивают леса, а я поеду по прямой дороге. Господа не спят по ночам — я приеду днём. Господа ждут, что Мойсей пожалует к новому году, — я явлюсь туда в августе. На крайний случай у меня есть пять зарядов.
И она спрятала свой маленький револьвер за пазуху.
Гарриет дождалась вечера в лесу. Она скользнула в негритянский посёлок неслышно, как лунный луч, и постучала в дверь хижины Россов. В ответ ей раздался кашель. Гарриет никогда не слышала, как кашляет старая Рит, но сразу почувствовала, как постарела мать за долгие годы её отсутствия.
— Кто там? — спросил разбитый голос.
— Это я, Хэт.
Молчание. Потом тот же голос, как будто нисколько не дрогнувший:
— Входи. Я не думала, что когда-нибудь увижу тебя.
Гарриет вошла. Всё та же нищая, тёмная хибарка с прокопчёнными стропилами над головой, с засаленным тряпьём на земляном полу, с угасающим очагом. Возле очага, зарыв ноги в золу, сидела седая старуха с неподвижным лицом и остановившимися глазами.
Гарриет села на пол и опустила голову на колени матери.
Так они сидели в тишине с полчаса. Старая Рит тихо гладила дочь по волосам.
— Сколько стоит твоя голова, Хэт?
— Не помню, — ответила Гарриет. — Хватило бы на весь посёлок на долгие годы.
— У тебя есть дети?
— Нет.
— Это хорошо. Когда есть дети, но ни один из них не добился счастья, думаешь, что лучше бы их и вовсе не было. Здесь никого из моих не осталось.