– Вас что-то смущает, мефрау Рина? – голосом некроманта можно было стекло резать. И чаек на лету морозить. Если в этом мире есть чайки.
– Нет, – через силу ответила Ринка и взяла у святого брата перо.
«Твою за ногу, что я делаю?» – билось в голове, но рука словно сама собой выписывала автограф.
Дождавшись, пока она закончит, некромант молча взял ее за руку и подвел к статуе. Служитель начал что-то петь, а на Рину упало оцепенение. Она словно со стороны видела старательно выводящего мелодию на трех нотах святого брата, себя и своего мрачного супруга… свою руку в его руке – без перчатки. Впервые без перчатки.
Его рука была покрыта татуировкой, напоминающей чешуйки.
Или не татуировкой? Или это его кожа?
Перехватив ее взгляд, некромант дернул уголком губ и сильнее сжал Ринкину ладонь.
Не татуировка, поняла она. Чешуя. Твердая, холодная чешуя. «Боже, во что я влипла?!»
Виен, Астурия. Храм в припортовом районе
Людвиг
– Перед Единым богом объявляю вас мужем и женой! Можете обменяться браслетами и поцеловать супругу.
Людвиг скрипнул зубами. Можно подумать, он постоянно таскает с собой свадебные браслеты! Особенно те, что достались ему в наследство от предков – массивные, вычурные, инкрустированные черными сапфирами и хризолитами.
– В церковной лавке наверняка найдется что-то подходящее, – процедил он сквозь зубы.
– Да, ваша светлость, но… подойдут ли они столь высокой особе?
– Несите, святой брат.
В нищем храме не было даже послушника, пришлось служителю самому ковылять к шкафчику у стены, отпирать его, доставать простые медные браслеты со знаком Единого и с поклоном вручать их Людвигу.
Подняв руку своей очередной жены, Людвиг защелкнул на ее тонком запястье невзрачный ободок, второй отдал ей и дождался, пока она неловко наденет брачный браслет на него. Мимоходом отметил, что опять не сумел удержать эмоциональное равновесие, а заодно и перепугал супругу. Затем он поцеловал шарахнувшуюся от него девушку в щеку.
Что ж, хоть она и выглядит как чучело, но пахнет весьма приятно. Чем-то нежным, легким и весенним. И руки у нее хороши. Изящная ладонь, тонкие длинные пальцы, аккуратные ногти. Никаких мозолей и прочей дряни, свойственной работающим простолюдинкам.
Тут же мелькнула мысль, что короткие ногти – гарантия целостности его спины. Хотя что это он? Все равно он не позволит ей распускать руки. И смотреть на него – тоже. Ему нужен здоровый наследник, а значит, стоит поберечь душевное равновесие будущей матери.
– Герцогиня Бастельеро, поздравляю вас с вступлением в законный брак, будьте супругу слугой, любовницей, матерью, сестрой и…
– Достаточно, – перебил служителя Людвиг.
Он сгреб бумаги, подтверждающие его семейное положение, подхватил растерянную и слегка перепуганную жену под руку и потащил ее к выходу.
Выйдя из Церкви Единого, Людвиг глянул на карманный хронометр. С его визита в мастерскую прошло чуть более часа, а значит, мобиль все еще там.
– Сейчас заберем из ремонта мой мобиль, оденем тебя подобающе новому статусу и навестим кузена. После обряда положено представить жену родне. Кстати… – Он вытащил из-за пазухи пригревшегося там зверька. – Как, ты сказала, называется это животное?
Супруга не ответила.
Тогда Людвиг наконец обернулся к ней.
Серо-зеленые глаза свежеиспеченной супруги глядели на него, как на вылезшего из свадебного пирога демона: со страхом и неверием.
– Ваш мобиль? – переспросила она, отмерев.
– Ты же не думаешь, что я хожу пешком. Так что за зверь?
– Кошка. – Новая герцогиня сглотнула и облизала пересохшие губы. – Но это не та кошка! Та была трехцветная и пушистая, а эта – бирманская! Это из-за нее…
Голос супруги все повышался и повышался. Еще немного, и начнется истерика.
Поморщившись, Людвиг ее перебил:
– Кошка? Это называется «кошка»?
– Собака она! Страшная! – чуть спокойнее ответила девица.
– Так кошка или собака? – Людвиг скептически поднял бровь, с интересом разглядывая супругу. Такая гамма эмоций! А главное, голос. Что-то в нем было такое, что Людвиг даже готов был выслушать, что она скажет.
– Кошка! Но звать ее Собака! – почти успокоившись, сообщила супруга. В ее голосе послышались ехидные нотки. – Только собака страшная могла затянуть меня в чужой мир. Вот пусть теперь и зовется Собака.