Она замерла, взглядом ища что-нибудь, чем можно запустить во вконец обнаглевшие книги: настольная лампа? Чернильница? Чей-то лысый бронзовый бюст? Подушка с дивана?..
Людвиг тоже на миг замер, оторвался от ее плеча, которое увлеченно целовал, и хмуро глянул на книжные полки. Оттуда что-то посыпалось, взвились клубы пыли, кто-то закашлялся, а кто-то зашикал. В точности ученый совет!
- Особо умных советчиков упокою, - он не повышал голос, нет. Но ученый совет резко заткнулся, а потом зашелестел страницами, делая вид, что они тут вовсе ни при чем.
- А мы что, а мы ничего... Никого не трогаю, примус починяю... - зашептало на разные голоса. Очень испуганные голоса. И в библиотеке потемнело.
Ринке стало безумно смешно, и в то же время - невероятно приятно и горячо. Страшное-престрашное чудовище рычит на пыльную мудрость, а та цитирует Булгакова и прячется. И чудовище - самое сильное, самое красивое, самое... самое ее, вот!
- Завидуйте молча, - сказала она, обернувшись к подернутым дымкой книжным полкам и показав им язык. Спрятались, значит. Еще бы цветочками притворились!
Словно в ответ на ее мысли дымка заволновалась, сгустилась - и перед книжными полками нарисовалась мексиканская саванна, поросшая желтоватыми кактусами с крупными лиловыми цветами. Кактусы были полупрозрачные, но на вид очень, очень колючие.
Людвиг хмыкнул, запустил руку в Ринкины волосы на затылке, погладил. И с улыбкой склонился к ее губам.
- Ты удивительно прелестна в гневе, моя герцогиня, - в его голосе насмешливые нотки мешались с хрипотцой возбуждения.
Вместо ответа - которого никто и не ждал - Ринка его поцеловала. И закинула ногу ему на бедро, потерлась о него животом... О, реакция ее восхитила: Людвиг тут же приподнял ее за бедра, развернулся вместе с ней - и усадил ее на край дивана, оказавшись на коленях между ее ног. У Ринки даже голова закружилась от такого напора. А может быть, от нетерпения. Она вся пылала, ее кожа требовала прикосновений, все ее тело дрожало и плавилось, готовое принять новую форму - его форму, вобрать его в себя, сжать...
Когда он вошел, резко, на всю глубину, Ринка застонала и откинула голову, вцепившись его плечи. Мощные, бугрящиеся мускулами. Это было так хорошо... так правильно... Только мало, мало!
И она подавалась навстречу каждому его движению, чтобы быть еще ближе, чувствовать его еще полнее, быть с ним одним целым...
Где-то на задворках сознания мелькнуло недоумение: неужели бывает настолько хорошо? Вот именно так, как нужно, как просит ее тело, с правильной скоростью, и она точно знает - он не остановится, будет двигаться именно столько, сколько ей нужно...
Да, именно так!..
Жар внутри ее рос, ширился, вытеснял случайно забредшие мысли, выжигал все страхи и сомнения - и переплавлялся в чистейшее, невероятное наслаждение. Огромное. Неудержимое. Как цунами.
И перед самым пиком, просто чтобы быть еще ближе, она запустила руку ему в волосы, потянула к себе - сильнее, ну же, сейчас!.. - и рассыпалась на мелкие осколки, на крохотные звездочки... а над ней, в ней, вокруг нее - был он, ее мужчина. Людвиг.
- Людвиг, - шепнула она, чувствуя, как он содрогается внутри нее, как отчаянно быстро бьется его пульс, и как его дыхание щекочет влажные волосы на ее виске.
И его усталую улыбку она тоже чувствовала. Вместе крепкими, надежными объятиями. И почти успела услышать, как он шепчет ее имя - нежно, сумасшедше нежно...
- Рина... Рина!
И открыла глаза.
На нее очень внимательно смотрели синие, как летнее небо, глаза с узкими вертикальными зрачками.
- Мр-рр? - сказала кошка по имени Собака и переступила лапками по Ринкиной груди. - Мр-мр!
Ринка догадалась, что это означало «хватит спать, ленивый человек, чеши!»
Чесать кошку не хотелось, так что Ринка протянула к ней руку из чистой вежливости. А хотелось обратно в сон... ох, какой был сон!..
Жар залил ее от самых ушей - и сконцентрировался сладкой тяжестью между бедер. Вот что с ней такое, а? Меньше суток знакомы с Людвигом, а она уже смотрит про него такие сны! Такие...
На этом месте слова закончились, остался один немой восторг и обида - ну почему это был всего лишь сон? Почему в реальности мужчины не бывают настолько чуткими, понимающими, сильными и уверенными! То есть бывают, но как-то по отдельности. Вот Петр всегда был уверен, что лучше знает, что ей нужно, и как-то не слишком прислушивался к ее желаниям. Влад... о том разе даже вспоминать не хотелось. Гормоны, угар первой любви, все второпях, на эмоциях, и она даже толком ничего не почувствовала... Великий Ктулху, какой она была дурой! По сравнению с Людвигом... да никакого сравнения!..