— Давай сделаем все сами! Тогда ты не сможешь меня подставить...
— А ты меня!
— В чем дело, ты мне не доверяешь?
Партнеры буравили друг друга гневными взглядами.
* * *
— Привет, Боб! Как дела, Пат?
Блондин сидел за письменным столом, жевал гамбургер и улыбался.
— Что, черт возьми, здесь происходит?
— Молодой человек сказал, вы его ждете... — пролепетала секретарша.
— Ладно, разберемся...
— Закройте дверь!
Партнеры разъяренно смотрели на незваного гостя.
— Ребята, я тут ваши документы смотрел... Ну и бардак! Гравий в бетоне, пластиковые трубы... Не знаю, не знаю... Ну да ладно, мы постепенно во всем разберемся!
На папку с документами упал кусочек мяса.
— Мы?
— Конечно, мы же теперь партнеры.
— Неужели?
— Ага, ведь я выгодно инвестировал деньги, которые вы мне заплатили!
— Интересно, во что?
— В страхование жизни! У меня ведь все-таки диплом по управлению инвестициями! Поговорил с одним типом, а потом решил: буду работать по специальности.
— Что еще за тип?
— Киллер! На случай, если вы, ребята, захотите меня убрать...
У Маккензи потемнело перед глазами. Долана била нервная дрожь.
— Итак, мы партнеры! Вот, я уже и карточки заказал.
Блондин протянул кусочек белого картона с жирным пятном в углу. В центре крупными буквами было выведено: "Строительная фирма «Маккензи — Долан — Смит».
Черный вечер
«Black Evening» 1981
Юмористические рассказы не мой конек, так что «Партнеры» — скорее исключение из правил, хотя это не единственный юмористический рассказ в этом сборнике. Зато в следующем, под названием «Черный вечер», ни капли юмора. Гнетущий и мрачный, он скорее напоминает «Капель». Впервые этот рассказ был опубликован в 1981 году в антологии «Ужасы» под редакцией Чарльза Л. Гранта и ознаменовал начало долгого плодотворного сотрудничества с Чарли, который стал моим единомышленником и другом.
* * *
Мы приехали к тому дому. Надеюсь, сейчас вам станет так же страшно, как было тогда нам... И скажу сразу, испугаетесь вы не зря. Дом находился в одном из самых бедных районов города. Говорят, в двадцатых он считался красивейшим в округе; сейчас ставни отвалились, крыльцо покосилось, от малейшего дуновения ветра осыпается краска, серая, когда-то, наверное, бывшая белоснежной. Три этажа, двухскатная крыша, трубы, мансардные окна, балконы. Ныне такие дома не строят... Доживший до глубокой старости особняк.
Жалкое зрелище. Хотя первые хозяева наверняка очень им гордились! Я представил, как расстроились бы они, увидев свое жилище в нынешнем состоянии. Но это неважно, потому что эти люди давно мертвы. Ничего не важно, кроме страшной, доносившейся из дома вони.
Итак, мы приехали к тому дому. Нас было трое: мой помощник, доктор и я. Выбравшись из полицейской машины, мы разглядывали мрачную громаду. На крыльце соседнего здания лучи догорающего солнца вырисовывали силуэты людей. На подъездной дорожке трава торчала чуть ли не по пояс. Солнце село, и неухоженный дворик мгновенно проглотила темнота. Достав карманные фонарики, мы стали подниматься по ветхим ступенькам. Неосторожное движение — и ноги переломаешь! Лучи фонариков ярко осветили поседевший от грязи и пыли витраж. Наконец я нащупал кнопку звонка. От невыразительной трели ни эха, ни отзвука.
Никакого шевеления. Похоже, никто не спешил открывать нам дверь. Затаив дыхание, мы стали ждать.
— И что теперь? — взволнованно спросил мой помощник.
— Подожди, здешние жители не привыкли торопиться, — отозвался я. — А может, их нет дома.
— Тут живет только одна старуха, — проговорил доктор.
— Что?
— Восьмидесятилетняя старуха, ее зовут Агнес.
— Может, она спит?
— Прекратите, вы ведь так всерьез не думаете!..
Помощник снова нажал на кнопку звонка.
В этом городе я совсем недавно: едва не задохнувшись в тисках мегаполиса, решил перевезти семью в провинцию. Нам всем нужен покой, конфликты с местными жителями совершенно ни к чему.
Некоторые думают, будто я понапрасну беспокою немощную старуху; с другой стороны, запах, конечно, отвратительный. Гамбургер с жареным картофелем стал подниматься у меня к горлу... За несколько дней в участок звонило столько людей — игнорировать их жалобы больше нельзя.
— Ладно, ребята, заходим!
Я повернул круглую ручку. Закрыто. Небольшое усилие — и дверь поддалась, будто была не деревянной, а картонной. Ни треска, ни других резких звуков. От малейшего усилия к ногам падала труха.
— Есть здесь кто-нибудь? — позвал я.
Тишина.
Переглянувшись, мы вошли в холл. Кромешная тьма, мерзкий запах еще сильнее.
Яркие лучи фонариков шарили по обвитым паутиной стенам. Овальный холл, дальше направо гостиная. Думаю, когда-то это был просторный, светлый зал, а сейчас комната завалена стопками газет высотой чуть ли не два метра. Получилось нечто вроде коридора, по которому может свободно пройти лишь один человек.
— Вот, наверное, в чем дело, — проговорил я. — Старые газеты гниют. Запах плесени.
— Вы же не думаете, что это плесень, — перебил доктор.
Полукруглый, похожий на пещеру коридор, очередная комната.
— Есть здесь кто-нибудь?
Старый рояль в сетях паутины, вокруг стопки газет.
— Ну и запасы! Мои старики тоже не разрешают ничего выбрасывать... — Голос моего помощника задрожал, а в следующую секунду его вырывало на грязный, десятилетиями не мытый пол.
Проявляя методичность, мы осматривали одну комнату за другой, даже на чердак заглянули. Газеты, газеты, газеты. Причем рассортированные по годам: в одной комнате — 1929-й и 1936-й, в другой — 1942-й и 1958-й. Самой приличной оказалась спальня на втором этаже; здесь было больше порядка. Интерьер в стиле двадцатых, хотя я могу ошибиться: не слишком хорошо разбираюсь в мебели. Кровать с балдахином, чехлы из рогожки, гобелены — сейчас так спальни не обставляют.
На кровати давно никто не спал. Мы попробовали включить свет. Ни одна лампа не зажглась.
— Старуха не платила за электричество, — старательно сдерживая рвоту, пробормотал помощник.
Пыль, паутина, жуткий запах. С фонариками наготове мы спустились на первый этаж. В доме есть подвал, его-то и следовало осмотреть в первую очередь!
На первом этаже в конце коридора кладовая. В ней пахло так, что глаза слезились. Страшная вонь будто гнала нас прочь, но мы все-таки вошли.
В полицейской академии учили, что место преступления нужно осматривать, отрешившись от всех эмоций.
На практике это не так просто, особенно если осмотр проводится в свете фонарика, выхватывающего из тьмы лишь один квадратный метр. Оттого что не видишь все сразу, в душу закрадывается какой-то первобытный страх.
Итак, сначала я увидел обезглавленную женщину. Пахло так, будто в крошечной комнате сгнило десять килограммов картошки. Из разлагающегося тела что-то текло... Все, сейчас меня вырвет!
Не знаю, какие силы заставили меня снова взглянуть на женщину. Нет, я ошибся, голова все-таки есть. Вот она, в петле. Клочья седых волос, сочащаяся гноем кожа, высохшие глаза.
Потом яркий луч фонаря осветил маленький кукольный столик. За ним, казалось, пила чай живая кукла, привязанная к изящному креслу. Маленькая девочка, судя по длинным волосам, платью и пышному банту на шее. Лицо изъедено насекомыми, смотреть на него выше человеческих сил. И все-таки не зря я учился в полицейской академии: отрешившись от кошмара, подмечаю детали: одежда на девочке старинная: платье с кринолином, туфли на пуговках, соломенная шляпка. Вот только бант на шее завязали так туго, что выпал почерневший язык...
— Боже милостивый! — шепчет мой помощник.
Меня рвет желчью.
* * *
— Ладно, давай попробуем во всем разобраться.
Мы в офисе, где горят яркие лампы и, несмотря на прохладу осенней ночи, работает вентилятор. Что угодно, только бы избавиться от ужасного смрада.