— Мне кажется, мистера Смита нет…
— А мы посмотрим. Прошу вас поторопиться.
Японец с неудовольствием повел его по слабо освещенному коридору и приблизился к двери, на которой красовалась цифра «7».
— Вот здесь, — сказал он и, бросив на Чана недружелюбный взгляд, исчез.
Чан отворил дверь и очутился в маленькой мрачной комнате, освещенной светом настольной лампы. У окна сидел Смит и держал на коленях натянутый на подрамник холст.
Он с удивлением взглянул на вошедшего.
— Ах, это вы, инспектор?
Чан спросил:
— Где вы пропадали?
Смит указал на полотно.
— Вот, я работал. Хорошо, что вы пришли, а то я уже начал скучать.
Откинувшись на стуле он полюбовался своим произведением.
— Взгляните-ка, инспектор. Кажется, мне удалось передать атмосферу… Вам никогда не приходило в голову, что цветы могут производить безрадостное впечатление? Если нет, то взгляните на них во дворе отеля.
Чан посмотрел на картину.
— Действительно, она хороша, — сказал он, — но я пришел сюда не для того, чтобы критиковать ваше творчество. Возьмите шляпу и следуйте за мной.
— Куда же вы хотите повести меня — обедать? В таком случае я порекомендую вам ресторан на бульваре Сен-Жермен…
— Мы пойдем в полицейское управление.
— Куда вам будет угодно.
По пути Чан бросал на своего спутника взгляды, в которых сквозила едва ли не нежность. Прежде чем они расстанутся вновь, Смит расскажет многое, что позволит вплотную приблизиться к решению загадки.
Начальник полиции находился в своем кабинете. Увидев Смита, он просветлел.
— Вам все же удалось разыскать его.
— В чем дело? — попытался возмутиться Смит. — Разумеется, я очень польщен вашим вниманием, но…
— Садитесь, — сказал Джексон. — Вчера вечером в садовом павильоне была убита женщина. Скажите, что вы делали там?
Смит провел кончиком языка по губам.
— Я не был в павильоне.
— Вы лжете. Мы нашли отпечаток ваших пальцев на подоконнике. Что вы там делали?
—Я… я…
— Я жду ответа. Что вы там делали?
— Хорошо, — прошептал Смит. — Я скажу вам… Я никого не убивал. Это правда, я был там… в некоторой степени…
— В некоторой степени?
— Да. Я отворил окно и влез на подоконник. Видите ли…
— Я попрошу вас начать рассказ с начала, — перебил его Чан. — Нам известно, что вы стояли у окна и слышали, как мисс Фен беседовала с каким-то мужчиной. О чем была беседа, нас пока не интересует, и мы опустим эту подробность. Потом мужчина покинул павильон…
— Да. И я последовал за ним. Я хотел поговорить с ним, но он сел в машину и уехал. Я вернулся на пляж, и тут раздался крик. Кричала женщина в павильоне. Прошло несколько минут, прежде чем я принял решение и, подойдя к павильону, заглянул в окно. Занавеска была задернута, все было тихо, и я решил, что павильон пуст. И тогда… Мне очень тягостно об этом говорить, никогда ничего подобного я не делал… Я подумал, что… Занавеску раздувал ветер, и я увидел на полу что-то блестящее. Уверенный, что меня никто не видит, я через окно залез в павильон. На полу лежала булавка с бриллиантами. Я нагнулся, чтобы поднять ее, и увидел женщину. Она была мертва. Я тотчас же понял, что не следует здесь оставаться, и поспешил убежать. Булавку я спрятал в шкатулку, которая хранится у меня в потайном месте, и направился в город. Не прошло и часа, как меня задержали.
— Булавка все еще в шкатулке?
— Нет, сегодня утром я забрал ее.
Смит опустил руку в карман и вытащил булавку.
— Пожалуйста, возьмите ее. Мне кажется, я сошел с ума, решив украсть булавку. Но когда находишься в таком безвыходном положении…
Чан внимательно осмотрел булавку. На платиновой подложке всеми цветами радуги переливались прекрасные бриллианты. Кончик булавки был отломан.
Начальник полиции строго сказал Смиту:
— Я полагаю, вам известно, какие последствия должен иметь ваш поступок? Мы принуждены будем задержать вас.
— Разумеется, очень хорошо, что мы обнаружили булавку, — вмешался Чан, — но гораздо важнее установить, о чем беседовала Шейла Фен с Робертом Файфом. Содержание этой беседы имеет большое значение для Файфа, так как он готов уплатить Смиту за молчание.
— Право, ничего особенного не было сказано, — смутился Смит.
— Я не думаю, чтобы вам улыбалась перспектива отправиться в тюрьму по обвинению в краже, — невозмутимо продолжал инспектор. — При некоторых обстоятельствах мы могли бы забыть об этом неприятном происшествии и не вспоминать о вашем прегрешении. Разве я не прав? — обратился он к Джексону.
Начальник полиции нерешительно взглянул на Чана.
— Вы полагаете, что это обстоятельство действительно так важно?
— Несомненно.
— В таком случае я согласен. Расскажите о том, что вы слышали вчера вечером, и мы оставим вас в покое, — обратился он к Смиту. — Я ничего не предприму против вас.
Смит колебался. Снова перед ним предстало, словно видение, возвращение на родину, новая жизнь, приличное существование. С другой стороны — тюрьма и прозябание на этом острове.
— Хорошо, — сказал он, — я расскажу вам все. Мне не хотелось бы этого делать, но у меня в Кливленде есть отец… Ради него… Итак, когда я подошел к окну…
Чан остановил его движением руки.
— Подождите! Мне хотелось бы, чтобы Роберт Файф присутствовал при нашей беседе.
Он посмотрел на часы.
— Полагаю, что мне удастся застать его.
Позвонив по телефону, Чан попросил Файфа приехать в полицейское управление.
— Теперь располагайтесь поудобнее, — снова обратился инспектор к Смиту. — Еще раз предупреждаю: вы должны говорить правду и только правду.
Смит кивнул.
— Вы победили, инспектор. Я расскажу все.
Взглянув на свои стоптанные башмаки, он добавил:
— Я так мечтал о том, чтобы уехать домой. Это была прекрасная мечта, слишком прекрасная, чтобы сбыться. Нет ли у вас сигареты? Нет? К сожалению, у меня тоже нет. Увы, такова жизнь…
Глава 22
ЧТО СЛЫШАЛ СМИТ
Время тянулось медленно. Смит сидел, безучастно вперив в пространство взгляд. Впереди его ожидало безрадостное будущее, жалкое прозябание на Гавайях. Начальник полиции погрузился в чтение вечерней газеты. Чарли Чан весь ушел в созерцание булавки.
Наконец в дверь постучали. Полицейский доложил, что приехал Файф. Из-за его плеча выглядывал робко улыбающийся актер. Но, завидев Смита, он нахмурился, улыбка исчезла.
— Добрый вечер, — приветствовал он инспектора. — В моем распоряжении двадцать минут, а затем мне необходимо вернуться в театр. Я не вправе опаздывать.
— Двадцати минут более чем достаточно, — ответил Чан. — С мистером Смитом вы знакомы, а это — начальник полиции мистер Джексон.
Файф поклонился.
— Очень приятно. Я полагаю, что вы вызвали меня сюда по веским причинам?
— Да. Вчера у вас состоялась встреча с вашей бывшей супругой. О чем вы говорили, до сегодняшнего дня продолжает оставаться неизвестным. Когда мне представилась возможность услышать, о чем вы беседовали, вы предпочли возвести на себя обвинение в тяжком преступлении, которого не совершали. Вы это сделали для того, чтобы отвлечь мое внимание от этой беседы. Сегодня оказалось, что вы внезапно воспылали большим интересом к живописи, надеясь заодно купить молчание Смита.
Файф побледнел. Подавив вспышку гнева, он прошептал, обращаясь к художнику:
— Вы, несчастный…
Смит поднял руку.
— Знаю, знаю, — пролепетал он. — Меня это печалит не менее, чем вас. Но эти люди могут упечь меня в тюрьму. Очень жаль, но я вынужден рассказать все. Не найдется ли у вас сигареты?
Файф, пораженный бесцеремонностью художника, протянул ему свой портсигар.
— Благодарю вас. Все это, мистер Файф, очень неприятная история, и чем скорее нам удастся перешагнуть через нее и чем скорее она станет прошлым, тем лучше.