Выбрать главу

Великая война, а особенно последовавший за нею «мир», который и до сих пор приходится писать в кавычках, поколебали веру в «цивилизованное человечество» и раскрыли глаза многим. Мы, русские, конечно, находимся в особом положении. Мы были свидетелями того, как внезапно рухнуло то, что мы называли Русскою культурой. Многих из нас поразила та быстрота и легкость, с которой это совершилось, и многие задумались над причинами этого явления.

Разочарование в Европе становится вполне понятным внутри контекста, личной ситуации Трубецкого, бездомного беженца, но он продолжал известную традицию множества русских писателей, которые с удовольствием общались на европейских языках, пили европейские вина и отдыхали в Европе, однако неустанно порицали рабское подражание Западу и рвались освободить от него свою страну. Более всего Трубецкой оказался в долгу у Николая Данилевского: и само название опубликованной в 1869 году книги «Россия и Европа», и многие идеи Данилевского явственно отзываются в этом сочинении Трубецкого.

Данилевский, твердолобый российский империалист, был малоизвестным знатоком рыболовства и столь же малоизвестным автором политических сочинений – яростная атака на европейскую культуру осталась самым заметным из его трудов. Его перо сочится презрительным смехом, когда он обрушивается на русскую интеллигенцию, послушно и поспешно перенимающую очередные интеллектуальные моды парижских и лондонских салонов. По его мнению, русские давно бы утвердили себя в политическом смысле, если бы не усвоили подсунутую им Европой мысль, будто сильная конфронтационная политика по отношению к Западу является аморальной, узконационалистической, антигуманной. Европа возомнила себя вершиной человеческой цивилизации и пытается всем навязать такое представление об истории.

Будем по отношению к Трубецкому справедливы: «Европа и человечество» отнюдь не представляла собой прямой плагиат идей Данилевского, и все же молодой князь, не цитировавший и даже не упоминавший этого автора, несомненно оказался под сильным влиянием панславистов, которое сказалось даже в выборе терминологии: европейскую цивилизацию Трубецкой именует «романо-германской», заимствуя ключевой термин у Данилевского, который называл ее «германороманской».

Подобно Данилевскому, Трубецкой бранил русскую интеллигенцию за неколебимую веру в превосходство иностранных идей и культурных норм над отечественными: «…романогерманцы были всегда столь наивно уверены в том, что только они «люди», что называли себя «человечеством», свою культуру – «общечеловеческой цивилизацией» и, наконец, свой шовинизм – «космополитизмом»». Лестница эволюции человечества иллюзорна, рассуждает Трубецкой, а реальность заключается в том, что иностранная культура никогда не может быть правильно ассимилирована: «…стремление к полной европеизации сулит всем не-романогерманским народам самую жалкую и трагическую участь».

«Европа и человечество» обращает на себя внимание ясностью стиля и эрудированностью, это выделяет ее среди современной политической пропаганды, изрыгавшейся всеми группировками беженцев. Воспроизведенная Трубецким позиция Данилевского едва ли нашла бы заинтересованную аудиторию в век Стюарта Милля и Тургенева, когда престиж европейской культуры находился на пике, но к 1920 году потрясенные русские изгнанники с большей охотой принимали набиравшую популярность доктрину об упадке Запада. А на этом сочинении стояла к тому же знаменитая фамилия Трубецкого, все еще многое значившая в глазах русских читателей, и хотя продавалась книга не так уж успешно, зато ее отрецензировали многие заметные журналы. Среди рецензентов оказался и Петр Савицкий, добравшийся до Софии одновременно с Трубецким. Савицкий сотрудничал с популярным либеральным журналом «Русская мысль». В рецензии на «Европу и человечество» он развивал некоторые идеи Трубецкого и добавил кое-какие свои («культурная эмансипация России-Евразии от евроцентрического эготизма»).