С венской вакансии для Трубецкого начался невероятно плодотворный период в сфере как политической деятельности, так и лингвистических штудий. В сентябре 1922 года он писал Якобсону, что у него настала очень продуктивная полоса: «Хожу как одержимый. Новые мысли душат, распирают, едва успеваешь записывать». Он переслал Якобсону первый подробный план – разумеется, намечавшейся «Праистории славянских языков»[71].
В 1925 году Якобсон, Савицкий и Трубецкой вместе с чешскими и русскими коллегами основали Пражский лингвистический кружок. Группа займется многими теоретическими вопросами, интересовавшими евразийцев, и придаст им более респектабельный теоретический лоск[72]. Они будут регулярно собираться в Праге, то в доме у Савицкого, то в центральном кафе «У принца», и за пивом и сосисками штурмовать основы новой теории, которая радикально преобразит лингвистику[73].
В совокупности работы Трубецкого, Якобсона и Савицкого отстаивали мысль, что у каждой культуры и цивилизации имеются естественные границы, которые обозначают пределы подсознательной конфигурации уникальной культурной геометрии. Культуры определяются цельным субстратом неосознаваемых соотношений между звуками языка, музыкальных гармоний, народной одежды, искусства и даже архитектуры, которые естественно возникают на определенной территории и заканчиваются на общих географических границах[74]. Эти же границы размечают и пределы распространения крупномасштабных культурных изменений, они подобны водоразделу: внутри границ культура и язык текут навстречу друг другу.
Евразийцы предполагали, что подобная граница проходит приблизительно от Мурманска до Бреста на западной оконечности Белоруссии и далее до румынского Галаца, разделяя Европу вертикально по множеству критериев. По одну сторону – православный мир, по другую – католический. По одну сторону – русские песни пятитонного звукоряда, и этот же звукоряд широко используется у финских и тюркских этносов внутри русской зоны влияния, но почти не встречается по ту сторону разграничительной линии[75]. Эта граница также приблизительно разделяет некоторые довольно специфические языковые элементы: на евразийской стороне обнаруживается фонологическая корреляция согласных[76], отсутствующая по другую сторону черты[77]. Трубецкой считал эту линию границей евразийского культурного конгломерата.
Савицкий утверждал, что территория Внутренней Азии, то есть Евразия, принадлежавшая прежде Российской империи, а теперь СССР, представляет собой единое, интегрированное географическое явление. Эта «зона» образовалась благодаря сравнительной ровности ландшафта от Западного Китая до Карпат, и тянущаяся с востока на запад через всю эту территорию полоса плодородной земли соединена по вертикали шестью крупными речными системами. Согласно формулировке Савицкого, Россия – это особый «материк», отделенный от соседей мощными барьерами, а внутреннее его устройство способствовало смешению и взаимодействию разных народов[78].
Представления Трубецкого о культуре как системе запечатлены в ряде статьей, посвященных одной идее: все народы Российской империи благодаря ее уникальной культуре сплотились в нерасторжимый политический союз. Как он писал в 1921 году:
Эта культура есть сама особая зона, где принимают участие, кроме русских, и угро-финны, и тюрки Волжского бассейна. Эта культура соприкасалась на востоке и юго-востоке с тюрко-монгольской «степной», а через нее связывалась с древними культурами Азии[79].
Лингвисты XIX века представляли себе эволюцию языка в виде процесса дивергенции от общего предка: например, французский и итальянский произошли от единого латинского корня и множество индоевропейских языков – от санскрита, как тогда это понимали. Но оставалась нерешенная проблема: как объяснить, почему, скажем, балканские языки, происходившие от разных предков, обнаруживают заметное сходство между собой?
Опираясь на свои фонологические исследования, Трубецкой и Якобсон доказывали, что язык приобретает те или иные черты не случайно, а в результате внутреннего действия системных, упорядочивающих лингвистических законов. «Зоны конвергенции», как те же Балканы и Внутренняя Евразия, где языки разного происхождения со временем сближались, таким образом приобретали мистическое, телеологическое значение, предназначение. Как пояснял в 1929 году Якобсон, вопрос «откуда» сменился вопросом «куда»[80]. А Трубецкой подхватывал: «Эволюция фонологической системы направляется в каждый данный момент тенденцией к цели»[81].
73
Этот раздел в значительной степени опирается на книгу Томана и на труд Патрика Серио (Patrick Seriot,
76
Якобсон Р.
81
Trubetskoi,