- Вот варнак! Вот зверюга! Какой кровожадный! - возмущенно проговорил Левский,
- Видите, вы добрый человек, Георгий Николаевич,- иронически улыбнулся Горбачук,- зверей и птиц жалеете, как настоящий вегетарианец.
- Пожалуй…- согласился учитель.- Но я думаю все же, что не всех зверей следует жалеть… Хищники недостойны сожаления…
Горбачук, видимо, не склонен был философствовать. Он пригласил ребят и учителя к костру и, угостив их вкусным, профессионально приготовленным обедом, понемногу разговорился и начал рассказывать разные лесные истории, одна интереснее другой.
Георгий Николаевич прилег после обеда под раскидистой березкой и задремал.
И опять почудилось ему во сне, будто слышит он тог неприятный, тот холодный и колючий голос, который что-то приказывал ему, заставлял бежать куда-то, падать и ползать по колени в грязи… А ноги словно приросли к земле, никак не хотели двигаться. Тогда его подхватили под руки и поволокли по цементному полу куда-то в сторону зияющей черной пастью пещеры, в глубине которой бушевало пламя. Вот-вот бросят в огненный ад, где полыхают, как дрова, человеческие тела…
Георгий Николаевич проснулся в холодном поту, прерывисто дыша. Вытер лицо платком. Прислушался. Кузьма Егорович с добродушной улыбкой на лице что-то рассказывал ребятам, а те, как говорится, смотрели ему в рот, стараясь не пропустить ни единого слова.
Георгий Николаевич поднялся. В голове стучало. Перед глазами замелькали разноцветные круги. Учитель подошел к ключу, освежился холодной водой. Присел под березкой и снова стал думать о неприятном сне, о знакомом или незнакомом неприятном голосе, который приснился ему уже второй раз. Нехорошо! Опять нервы сдают, как много лет назад…
Спускаясь в следующий распадок, ребята спугнули небольшую косулью семью, мирно спавшую на солнечной стороне распадка. Косули-родители стремительно кинулись вверх, а двое козлят отстали от них и тревожно запищали тоненькими голосами. Тогда косуля-мать вернулась назад и увела их за собой. Чувствовалось, что косули не очень-то боятся люден.
Цыден отчаянно рвал футляр фотоаппарата, стараясь открыть крышку, но так и не успел. Косули ушли. Какая досада! Но что поделаешь, бывают в жизни огорчения…
Двинулись дальше. Снова море, распадки, леса…
Летний день шел на убыль, а до заимки было еще далеко - километров семь. Впереди - горные тропы, а по ним пробираться не просто и опасно.
- Нет, сегодня нам заимки не видать,- сказал Горбачук.- Но надо прибавить шагу, чтобы найти ночлег.
В воздухе стало прохладнее, путникам в лицо подул свежий ветерок. В который раз блеснула впереди серебристо-белая гладь моря, рассеченная пополам золотыми бликами солнечной дорожки.
Глава девятая
ЛЕСНАЯ ДРАМА
Казалось, ничто не нарушает гармонии и глубокой тишины, как вдруг впереди раздался пронзительный вопль какого-то зверя.
Все путешественники и даже многоопытный Горбачук вздрогнули от неожиданности и остановились как вкопанные.
Но не прошло и секунды, как Горбачук произнес твердо и уверенно:
- Пойдем к распадку. Только тихо. Ни слова…
И сам он бесшумными кошачьими шагами двинулся вперед. Все последовали за ним, стараясь не шуршать листвой, глядя под ноги, чтобы нечаянно не наступить на мелкие сучья.
Пройдя шагов двадцать до острых камней, возвышавшихся на краю распадка, путники осторожно выглянули и обозрели эту глубокую впадину, поросшую редким мелколесьем.
На самом дне ее разразилась настоящая лесная драма.
Маленький полосатый кабаненок попал в когтистые лапы рыси. Он отчаянно визжал и трепыхался. Но вот на глазах у наших путников из-за густых сплетений бурелома вынырнул громадный, с теленка, клыкастый вепрь и черно-коричневой стрелой понесся вверх по распадку. Дико хрипя, он в мгновение ока очутился в нескольких шагах от кровожадной рыси. Еще секунда, и она была бы рассечена пополам кривыми кабаньими клыками. Но лесная кошка с подлинно кошачьей увертливостью одним махом вспрыгнула на стоявшую рядом молодую лиственницу. И это спасло ее от верной гибели. Кабан пулей пронесся мимо, со страшной силой распоров клыком кору дерева, так что появилась на лиственнице зияющая рваная рана. Пролетев по инерции метров десять, кабан повернул обратно и, разогнавшись, снова прошелся клыком по дереву, теперь уже с другой стороны. Лиственница затряслась, закачалась, готовая вот-вот упасть, словно подрубленная топором. Кабан, как видно, всерьез решил свалить молодое дерево и рассчитаться со своим врагом, который, не зная, как быть, метался в панике, бегал по лиственнице вверх и вниз. Осатаневший от ярости вепрь еще и еще раз ударил по дереву. Видя его непреодолимое упрямство и почувствовав смертельную опасность, рысь в страхе оглядывалась кругом, ища выхода и спасения. Наконец молодая лиственница покачнулась, затрещала и накренилась. Оттолкнувшись от падающего дерева, рысь прыгнула на огромный, в полтора человеческого роста, валун. Теперь кабан ничего не мог с ней поделать, разве только караулить ее: на камень не прыгнешь. Но с прежним упрямством забегал он вокруг камня. Наконец устал и улегся неподалеку от валуна, зорко следя за каждым движением рыси.