Под шум дождя и завывание ветра вспоминает Цыден старинную легенду о Байкале, Енисее и Ангаре. Громадную скалу швырнул седобородый Байкал вдогонку беглецам. Но не догнала их скала, упала у истока и зовется с тех пор Шаман-камнем. Припомнился Цыдену и небывалый потоп, о котором ему когда-то рассказывал дед, потоп в устье Селенги, поглотивший сто лет назад целых двести квадратных километров береговой прибайкальской земли. Какие только мысли не лезут в голову, когда бушует ураган!..
«Сидели мы и беседу вели о том о сем,- медленно говорил дед,- и послышался вдруг из-под земли страшный гул, закачалась земля под ногами. Землетрясение началось. Большая волна на Байкале поднялась, высокой стеною встала, да и пошла эта стена (шайтан ее гнал!) прямо к берегу, на людей! С силой бешеной грохнулась в берег песчаный, превратилась в живую шаманку, в пляс пустилась, окаянная, захохотала дико, взметнулась вверх на десятки саженей, закувыркалась там, как только одно наваждение дьявола может, и так же нежданно-негаданно, рассыпавшись на брызги сверкающие, вниз устремилась, упала, будто под землю ушла. А после - еще волна, и еще, и еще… И все такие же огромные. Волна за волной, за волной волна… И всё дальше и дальше, всё дальше на берег. Разбежались люди кто куда. А вода, бурлящая и кипящая волнами, морская вода залила все вокруг. Земля все еще колыхалась под ногами, все еще слышался глухой протяжный гул из самой ее середины, и всё новые, новые, новые волны набрасывались на землю. Много суши, ой, много, Цыден, ушло тогда под байкальскую воду. Суматоха великая поднялась среди зверей и птиц, напугала до смерти людей. Тонули люди, так и не поняв, что к чему, откуда идет божья кара и за что. Рушились под безжалостными ударами воды и земли людские жилища и скотные дворы, падали вековечные деревья, переломленные, как травинки, или вырванные с корнем. И только отдельные счастливцы сумели взобраться на бревна от разрушенных домов, на комли сломленных деревьев, ухватиться за что попало, за все, что хоть как-нибудь держалось на поверхности воды, гонимой нечистой силой. Люди и звери были равны теперь перед богом, одинаково стремились к одному: спасти свою жизнь; рядом сидели на деревьях и досках, как во время ноева ковчега, вместе дрожали от страха, несомые неведомо куда разъяренными волнами. Рядом сидели зайцы с волками, колонки и медведи, горностаи и лисицы, хорьки и соболя, люди и мыши, суслики и сеноставки, бурундуки и всякая прочая мелкота…»
Так рассказывал дед. Казалось старику, что перед лицом стихии равно бессильны и человек и мышь. Жаль, что не дожил старик до наших дней. Увидел бы, как силен человек!
…После полуночи шторм постепенно начал стихать. Ослабли удары волн, унялся дождь. И только где-то далеко на юге изредка все еще сверкали молнии да слышался отдаленный гром. Цыден, убаюканный тихим шелестом ветра в густой хвое, музыкой утихающей грозы и видениями давно минувшего, очарованный непередаваемо самобытной и прекрасной мелодией природы, постепенно погрузился в сон.
Глава вторая
«ЛЮИС» ИЛИ «Г0ЧКИС»?
Проснулся он довольно поздно, когда солнце уже сияло над каменистыми зубцами Баргузинского хребта. Потянулся, посмотрел по сторонам. Жаргал и Петя еще спали, укутавшись в байковые одеяла и плащи. А Кузьмы Егоровича не было уже на месте. Цыден потихоньку, чтобы не разбудить спящих, выбрался из палатки, подошел ко второй. Заглянул. Георгий Николаевич, Толя и Баярма тоже еще спали после тревожной ночи.
В нескольких шагах от палаток дотлевал, видимо давно уже разожженный Горбачуком, костер. Над костром медленно поднимался вялый синеватый дым. На таганке висел котелок с горячим чаем. Но где же сам Кузьма Егорович? Наверно, рулевой отправился к своей лодке, чтобы проверить, не случилось ли с нею чего во время шторма. Взяв полотенце и мыло, Цыден направился к берегу. Но Горбачука не оказалось и там. Куда же он исчез?
Однако рулевой не заставил себя долго искать. В ту же минуту донесся из-за толстых стволов лиственниц его спокойный, с легкой хрипотцой голос:
- Ага, наконец-то один проснулся! Поди-ка сюда, Цыден…
Цыден обогнул лохматые кустарники и увидел Горбачука сидящим в устье речушки с длинной удочкой в руках.
- Привет рыбаку! - улыбнулся Цыден.
- На одном конце рыбак, на другом конце - червяк! - отозвался Кузьма Егорович.
- А где же улов?
Горбачук молча кивнул в сторону.