Те же следы были найдены мною и около стены, перпендикулярной той, на которую выходили окна комнаты покойного.
Было ясно, что обезьяна, забравшись в комнату Карцева через форточку, задушила его, вылезла тем же путем, поднялась на крышу и слезла с дома по водосточной трубе, примыкающей к другой стене.
Осмотр тела только подтверждал мои предположения, так как на горле задушенного ясно отпечатались следы обезьяньих рук.
Вы сами знаете, что мне часто приходилось путешествовать по Индии. Я изъездил почти все побережье Индийского океана, часто углубляясь внутрь страны, и мне несколько раз приходилось видеть больших павианов, которых местные индийцы употребляли для охоты.
Этим ужасным животным достаточно было показать жертву, и они, бросаясь на нее с изумительной быстротой, душили своими крепкими руками.
Сам не знаю почему, но эти индийские обезьяны как-то невольно припомнились мне, когда я осматривал место преступления.
Признаюсь, тогда я сильно подозревал Николая Николаевича, о котором говорили, что он посещает дядю чрезвычайно редко, и никогда, уезжая, не выказывает по отношению к нему никакой сердечной теплоты.
Поэтому-то я и поспешил тогда с вами в город, чтобы проверить свои подозрения.
Но рассказ старухи-няни совершенно перевернул течение моих мыслей, и подозрения относительно Николая Николаевича совершенно вылетели из моей головы.
Но зато с этого момента я уже не сомневался, что преступление совершено его братом Борисом Николаевичем, который так удивительно сыграл свою роль, ни единым звуком и жестом не выказав своей причастности к делу.
Его служба на флоте, скверная репутация, изгнание из военного флота и, наконец, долгое скитание по водам Индийского океана зародили во мне первые семена подозрения.
«Не там ли он приобрел себе подобного рода обезьяну» — подумал я тогда же.
Угрожающее письмо, полученное нами в гостинице, только усилило мое подозрение.
Со стороны Бориса Николаевича это письмо было страшным промахом, и, по всей вероятности, оно будет главным двигателем для точного установления его виновности.
Слов нет, почерк переделан весьма искусно, однако я уверен, что хорошая экспертиза признает его тождественность с почерком Бориса Карцева.
Итак, ход моих мыслей был таков: промотавшийся кутила ждал и не мог дождаться смерти дяди.
О завещании ему было известно.
И вот, видя, что его имение скоро пойдет с молотка, он решил ускорить свое спасение.
То обстоятельство, что с самого своего приезда в имение он держал обезьяну взаперти, никому ее не показывая, ясно говорило, что животное было привезено не для доброй цели.
Проклятое животное, очевидно, было подготовлено к своей работе заранее, и ему достаточно было только указать на жертву, чтобы оно сделало свое дело.
Таким образом, фактически отстраняясь от преступления, Карцев ставил на роль преступника бессмысленное животное, гарантируя себе безопасность.
Я прекрасно понял его мысль и все действия, но должен сказать, что и он в свою очередь, как человек умный, также хорошо понял меня и чутьем угадал, что ему не миновать моих рук.
В этом он убедился в первый же день нашего знакомства и, когда мы в первый раз приехали к нему в имение, он тут же решил покончить с нами.
Вы, конечно, не обратили внимание на то, что для нас была отведена комната с испорченным затвором форточки.
Тем более, что в комнате задушенного Карцева форточка также оказалась в неисправленном виде.
Но на этот раз план Бориса Николаевича не удался.
Я предусмотрительно забил форточку гвоздями и для того, чтобы раскрыть ее, потребовалось бы произвести довольно порядочный шум, который мог бы встревожить нас с вами.
А это вовсе не входило в расчеты разбойника.
Мне кажется, что вы заметили вчера во время нашей прогулки его фигуру в окне.
О, я никогда не забуду этот взгляд, полный страха и ненависти.
Если до сих пор в мою душу и закрадывалось хотя бы маленькое сомнение относительно его безусловной виновности, то с этого момента я окончательно перестал сомневаться.
А ночью я ждал лишь фактического подтверждения моих догадок.
Впрочем, мне незачем много говорить вам о последних событиях.
Вы видели их прекрасно сами, видели, как снова невидимая рука пыталась отворить форточку для того, чтобы по шесту в нашу комнату могла забраться проклятая обезьяна.
Теперь, Ватсон, нам остается только вызвать его на последний отчаянный шаг.
Тотчас же по возвращении в усадьбу я заявлю, что мы решили немедленно уехать в город, и в зависимости от его действий будет видно, как нам держать себя в дальнейшем.
А пока не спеша пойдем назад.
Тихим шагом мы направились к усадьбе.
Бориса Николаевича, отдающего кое-какие хозяйственные распоряжения, мы застали на дворе, и Шерлок Холмс, подойдя к нему, категорически заявил, что должен сегодня же уехать в Москву.
Едва уловимый огонек сверкнул во взгляде Карцева.
Это было лишь мгновение, и, поборов себя, он хладнокровно возразил:
— Очень сожалею, что вы не можете подольше погостить у меня, но делать нечего. Работа прежде всего. Если вы не собираетесь заезжать в Белый Яр, то я вас отправлю прямым путем до станции. Жаль только, что я не могу исполнить ваше желание сейчас. В настоящую минуту все мои лошади в разгоне, и вам придется подождать несколько часов.
— О, это ничего не значит, — ответил Шерлок Холмс.
— Я прикажу вас везти до парома, кстати, он мой собственный. Оттуда те же лошади довезут вас до самой станции.
— Прекрасно, — ответил Холмс.
Еще раз поблагодарив хозяина, мы вошли в дом и остаток дня провели в разговорах с Николаем Николаевичем и Борисом Николаевичем, изредка появлявшимся в доме.
Однако час проходил за часом, а лошадей нам не подавали.
Выбрав удобную минуту, когда Николай Николаевич вместе с Борисом Николаевичем вышли из дома, Холмс тихо шепнул мне:
— Я забыл вам сообщить еще одну маленькую подробность. Сегодня утром я не нашел одного своего носка. Я специально выставил с вечера свои сапоги наружу и вложил в них носки. Как вы думаете, чем можно объяснить эту пропажу?
— Право, я не могу понять. Зачем мог понадобиться ему ваш старый носок? — ответил я с улыбкой.
— Однако, это более чем серьезно, — произнес Холмс. — Я почти уверен, что мой носок понадобился ему для того, чтобы дать понюхать своей обезьяне.
В 5 часов вечера подали обед, прошедший вполне нормально, и лишь через 2 часа хозяин сообщил нам, что лошади готовы и ждут нас у подъезда.
Но и тут произошла задержка. Осматривая экипаж, Карцев заметил, что тот плохо смазан, и велел перемазать его снова.
Это была явная оттяжка времени.
Стало уже темнеть, когда мы, наконец, поблагодарив братьев за прием, простились с ними и тронулись в путь.
Отъехав от усадьбы версты на две, коляска стала въезжать в лес.
Между тем, солнце зашло, и стало совсем темно.
— Удвойте вашу осторожность и держите револьвер наготове, — шепнул мне Холмс.
Въехав в лес, кучер пустил лошадей шагом.
Держа в руке револьвер, Холмс обернулся назад, приказав мне сделать то же самое.
И эта предосторожность оказалась далеко не лишней.
Не успели мы проехать и трех верст по лесу, как вдруг Холмс с силой сжал мою руку.
Перегнувшись через сиденье и вытянув руку с зажатым в ней револьвером, он, казалось, ждал какого-то невидимого врага, и вдруг, несмотря на темноту, я увидел довольно большой темный силуэт странного существа, что есть духу мчавшегося по дороге за нами неслышными прыжками.
Едва я успел прийти в себя, и в моей голове успела пронестись страшная мысль об обезьяне-душителе, как ужасное существо, быстро подбежав к нам сзади, сделало колоссальный прыжок.
Одновременно с этим раздались наши выстрелы.
Проклятое животное тяжело рухнуло на землю.