Дорога вышла извилистой. Удачно обогнув яму с застывшей на дне «зеленкой», похожей на густую жидкость ярко-изумрудного цвета, уткнулись в разлапистую кляксу «комариной плеши». На то, чтобы обозначить границы гравиконцентрата, ушло двенадцать гаек. Когда наконец бурчащий Гриф вновь забросил «путеводную», прокладывая отрезок пути, та легла вроде бы хорошо, но старый сталкер остался недоволен. Приглядевшись, Фомин различил обрывок грязной тряпки с черной пуговицей – рукав куртки с почерневшими обломками лучевой кости. Ткань давно прогнила и потеряла цвет, земля вокруг выглядела безопасной, даже маленькие розовые цветочки смотрелись мило и совсем по-нормальному. Это называется «Зона прикидывается» – хитрая шельма морочит голову и пытается усыпить бдительность. Только дураки попадаются на подобные трюки.
Пришлось опять возвращаться, нервируя подергивающуюся от шума шагов «зеленку». Попавшая в западню аномалия бессильно выкидывала ложноножки на стенки ямы, но не могла преодолеть гравитацию и подняться вверх. И все равно проходить мимо нее было неуютно.
Со стороны сгоревшего сарая, от которого остались лишь три рассыпавшиеся кирпичные стенки и торчащие в разные стороны трухлявые балки, донесся стрекочущий звук, будто кто-то водил пластиковой карточкой по тёрке. Потом раздался резкий и пронзительный свист, оборвался на высокой ноте, и у сталкеров на секунду заложило уши.
– «Бродяга» проснулся, – прокомментировал Гриф, ковыряясь тощим мизинцем в ухе. – Туда тоже не пойдем.
В итоге, пропахав на пузе небольшой пригорок и переждав шагающую и искрящую паутину «веселого призрака», они оказались в нескольких метрах от комбайна. Мертвая машина возвышалась горбатым уродцем, словно сказочный тролль, выползший из-под моста. Вся обросшая «ржавым мочалом», перекошенная, вросшая бортами в землю, с торчащими лопастями мотовила и вечно ухмыляющимся из-за потемневшего стекла «Весельчаком Васей» – скелетом погибшего во время Посещения комбайнера.
– Вон она, – жарко выдохнул Ряба, и его глаза алчно загорелись. – Лежит, родимая. Надо брать!
– Тихо, – шикнул Гриф, скалясь. – Обождем, обнюхаемся.
Артефакт действительно находился там, где и сказал Фагот. Субстанция, похожая на крупный комок коричневой глины с торчащими в разные стороны серебристыми усиками, покоилась в тени комбайна, доверчиво привалившись к покореженному корпусу Близкая и такая открытая, прямо поднимай и уноси.
Но вот тень… Нехорошо, что она лежит в тени. Тень в Зоне – это плохо. Особенно если она от комбайна, в котором вот уже почти сорок лет гниет, но так никак не истлеет полностью труп комбайнера.
– Ну-ка, – Гриф повернул голову к Игорю, – кинь гаечку.
Фомин послушно вытащил тяжелый шестигранник и, примерившись, бросил прямо в тень. Гайка тяжело упала, прокатилась по земле, легла набок, да так и осталась, спокойная и равнодушная.
– От же зараза, – помрачнел Гриф. – Не кажет засаду. А тень эта мне не по душе, ох, не по душе… Кинь еще одну!
Игорь повторил. Тот же результат.
Повисла пауза, прерываемая лишь шелестом травы. Наконец старый сталкер принял решение, сдвинул брови и прошептал:
– Давай-ка, Ряба, по-тихому к ней.
– А чего это я? – испуганно взвился Валера.
– А чего не ты? – удивился Гриф. – Или ты сюда так, жир растрясти пошел? Давай, время идет. Скоро уже вечер, а нам еще назад пилить.
– Но…
– Слышь, малек, – голос сталкера сделался жестким, в нем прорезалась непреклонность бывалого ходока. – Я и так ваши гроши отработал по полной. Сейчас, считай, сверхурочно пашу. Мне эти ваши «ежики»-пыжики уже на хрен не нужны, меня дома баба ждет и пакет шнапса под койкой. Ну чего? Корму поворачиваем и до хаты?
Валера бросил умоляющий взгляд на Игоря, но Фомин слишком хорошо изучил своего вынужденного товарища и его привычку загребать жар чужими руками. Потому не откликнулся на Рябин скулеж, а принял отсутствующий вид. Того же Грифа можно понять – ему было заплачено за проводку до места и обратно, но торчать в Зоне сверх нужды он не желал. Что до Игоря, то вопрос кому лезть за артефактом был для него принципиальным. Грифу Фомин заплатил из собственного кармана, за информацию про «ежика» тоже. Тогда как Ряба, претендующий на равную долю от продажи артефакта, не вложил в дело ни копейки. Так что нечего, пришло время отрабатывать.
Валера трагически вздохнул, его плечи трагично опустились, а лицо приобрело мертвенную бледность. Но он все же скинул рюкзак, вытер рукавом лоб и медленно пополз вперед, отклячив обтянутую брюками задницу.