— Раз не позвонил, значит, не мог, — ответил я со злобой, которую часто рождает ощущение собственной вины.
— Ты знаешь, какое у меня давление, — сказала она, — если бы ты не был всегда таким эгоистом, ты мог бы найти возможность предупредить…
— Мне двадцать девять лет, — пронзительным сварливым голосом крикнул я, — и я думаю, что меня не стоит больше воспитывать!..
— Побойся Бога, Анатолий! — Мать театрально сложила руки на груди и подняла глаза вверх, показывая мне, где именно находится тот, кого мне следует бояться.
— Я атеист.
— Очень остроумно.
— Ну ладно, хватит. У меня нет сил препираться с тобой.
Мать вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь. Тренькнул параллельный телефон. Ну конечно, теперь целый день она будет звонить подругам и рассказывать, какое у нее выросло бесчувственное чудовище.
Я оделся и поехал в институт. Голова тяжелая, на душе мерзко, сердце сжимало от смутных дурных предчувствий.
Яша встретил меня вопросом, где я был.
— Я плохо себя чувствовал, — соврал я, презирая себя за слабость.
Яша помолчал, потом спросил своим ровным, тусклым голосом:
— Скажи, Толя, почему мне так часто не говорят правду?
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что говорю. Я всегда говорю то, что думаю. А вы… — Яша сделал паузу. — Мне трудно думать о вас всех, если я не уверен, что мне говорят правду. Ты можешь объяснить мне, почему люди так часто искажают или скрывают информацию?
— Это очень сложный вопрос, Яша. К сожалению, большинство из нас не такие, какими мы бы хотели быть. И изменить себя не так-то просто. Поэтому часто наши поступки — это не то, чем бы могли гордиться. И естественно, мы стараемся скрыть их. Вчера я собирался прийти к тебе. Я хотел этого и знал, что это мой долг — не оставлять моего выросшего, но все равно малыша, одного. Но зачем-то я пошел к знакомым, которые мне вовсе не интересны, зачем-то напился. Чувствую я себя плохо, мне стыдно своего безволия, и говорю я тебе об этом только потому, что не хочется тебя обманывать. Мы действительно иногда обманываем Друг друга и даже себя, но ведь ты не только часть меня, ты первое разумное существо, не являющееся человеком, и ты первый выносишь нам приговор.
— Я понимаю, — сказал Яша. — Теоретически я все понимаю. Но все так бесконечно сложно у вас… Вчера я спросил Галочку, почему она приехала в институт в субботу. Она сказала, что хотела побыть со мной. Мне кажется, она тоже сказала неправду, потому что она молчала почти все время. Я понял, что она приехала из-за тебя…
— Из-за меня?
— Да, Толя, ты это прекрасно знаешь, и твое недоверчивое восклицание — это опять-таки та бесконечная игра по маленьким странным правилам, к которым вы так привыкли. Ты согласен со мной?
— Да, пожалуй, ты прав, Яша, — сказал я. Я поймал себя на мысли, что давно уже чувствую себя в присутствии малыша не то как на экзамене, не то как у начальства: напряжен, обдумываю каждое слово.
— Я спросил Галю, любит ли она тебя… Вот видишь, теперь ты молчишь, хотя тебе интересно узнать, что она сказала. Так?
— Не просто интересно…
— Она долго думала, а потом сказала, что не знает.
— Да, наверное, она действительно не знает.
— У меня сложилось впечатление, что она искренна. Но это тоже странно.
— Почему, Яша?
— Потому что, несмотря на все твои недостатки, ты очень хороший человек.
Никогда ни одна похвала не преисполняла меня такой радости. Я почувствовал, как сердце мое плавно повернулось и потянулось к Черному Яше, к этому странному существу, что все больше становилось мне сыном, братом, другом и судьей.
— Ты слишком много говоришь, слишком много думаешь о себе, кокетничаешь с собой, ты бываешь суетен и слабоволен, но ты умеешь судить себя и стараешься не лукавить сам с собой. Это уже много.
— Спасибо, Яша. Но к сожалению, а может быть, и к счастью, любовь — это абсолютно алогичная штука, и я не уверен, что Галочка думает, как ты. А если б даже и думала, мне кажется, этого было бы недостаточно, чтоб полюбить.
— Скажи, Толя, но если уж ты любишь человека, ты стараешься сделать для него все, что можешь?
— Да, конечно.
— Я тоже хочу сделать кое-что для тебя.
— Спасибо, Яша. Я никогда не сомневался в твоем отношении.
— Ты говорил мне, что в лаборатории есть второй прибор. Точь-в-точь, как я.
— Да, а что…
— Им никто не занимался?
— Нет, Яша. Просто мы собрали на всякий случай два одинаковых прибора.
— Ты сможешь дать его мне? Не сейчас, а немного позже, мне нужно еще кое-что продумать.