- Вечны лишь боги.
- Но вы мне сами сказали, что небожители говорят с нами уравнениями высших порядков! Отчего бы не попытаться?
- Речь идет о каком-то исследовании?
- Да.
- Но я не такой уж сильный математик.
- Зато вы художник с драгоценной тучей в груди.
- Таких, наверное, тоже немало.
- В сочетании с математическим образованием и аналитическим складом ума это редкость.
- Не уникальная.
- Но других я не знаю, а с вами имею честь состоять в одной корпорации.
- Вы сузили круг до точки.
- И точка эта - вы. Согласны?
- Еще бы! Хотя я ничего не понимаю.
- Тогда спрашивайте.
- Боюсь. Все может рассеяться, как дым.
- Банальное сравнение. Все может осесть и сублимироваться, как пена в этой кружке. Вам придется целенаправленно избегать банальностей. Только тогда что-нибудь может выйти. Без напряжения нам не достичь цели. Вы понимаете, о каком напряжении я говорю? Нужно попытаться выразить невыразимое. Найти новые слова для описания самых обыденных вещей. Создать символы, способные точно передать любую эмоцию.
- Каждый художник ставит себе эти цели, но никогда их не достигает.
- Потому что он делает это ради своей поэмы, скульптуры, сонаты. Вы же будете делать это ради совершенно идеальной цели, которую никто еще не смог отлить в законченные формы. Понимаете?
- Нет.
- Напряжение станет для вас самоцелью.
- Но зачем?!
- Чтоб вдохнуть душу в мертвый мрамор. Знаете миф о Пигмалионе и Галатее?
- Галатея - это ваш волшебный сосуд?
- Да. А сверкающая капля - это чудовищное напряжение вашего мозга.
- Что ж, в идеале задача понятна. Но ведь это сказка, сверкающая эфемерида...
- Вы можете поехать со мной завтра на взморье?
- Конечно.
- Тогда я заеду за вами утром, часов в одиннадцать.
Он резко встал. Положил на столик монету в два лата и, ловко лавируя между танцующими, исчез в темном провале винтовой лестницы. Только разорванные пленки табачного дыма обозначили его путь в горячем настое алкоголя и одеколона. Я бросился вслед. Пробежал мимо гардероба и выскочил на улицу. Она была пуста. От желтого фонаря тянулись гнойные нити. Извозчичья пролетка глухо и мерно пророкотала по мостовой...
С моря надвигалась гроза. Солнечный свет неистово слепил. Он казался тяжелым и грозным. Веки сами собой закрывались. Вокруг было слишком много белого: виллы, лесок, полотенца, чайки и нестерпимо яркие точки, лениво вспыхивающие на оцепеневшей воде.
Криш быстро разделся. Небрежно бросил одежду на песок и побежал к воде. Он и словом не обмолвился о цели нашего приезда. Все время шутил, рассказывал забавные анекдоты. Мне начинало казаться, что он вообще забыл о вчерашнем разговоре. Что ж, пусть так...
Кругом было много красивых женщин. Я не умел смотреть на них просто, как смотрят на дома и деревья. Делалось как-то стыдно. Я тоже разделся и лег на спину. Синело небо далекое и чистое. Точно не было зловещей асфальтовой завесы на горизонте. Но чайки кричали тревожно, и у самой земли проносились ласточки, и морские блохи прыгали по песку. Гроза приближалась, и никто не мог отвратить ее. Так и война. Конечно, Криш назвал бы сравнение банальным. Но я еще не научился оживлять галатей и думал, как все. Это на бумаге сравнение войны с грозой выглядит банально. А в жизни... Впрочем, в жизни все гораздо сложней. Грозы часто бывают благодатными, войны - никогда.
Дыхание войны чувствуется издали. Албания, Абиссиния, Испания, Китай... Это так далеко и так близко. Но небо еще голубее на грозовом фоне. И тишина ощутимее в раскатах грома. У нас тишина. Она пахнет лавандой и хвоей, нагретым песком, гниющими водорослями, женскими духами.
На лицо легла тень. Я лениво повернул голову и увидел начищенные до блеска сапоги. В них дрожало море и пестрые купальные костюмы. Сапоги тоже могут по-своему отражать мир. Не только капли. Я поднял голову. Возле меня стоял офицер в нарядном айзсарговском мундире. Щурясь из-под руки, он смотрел на море. Колючее солнце срывалось с его ордена Трех звезд. Орден тоже по-своему отражал мир.
Отражения ничего не отнимают у мира, не могут его исказить, хотя он и выглядит искаженным в глянце сапога и в гранях орденских звезд. А как он выглядит в нашем воображении? Каким он видится нам до обеда и после обеда? В тоске и в радости? Из окон ресторана Эспланада и из окон дома на улице Альберта. Говорят, что там избивают политических заключенных. Как болезненно, наверное, корчится мир в мозгу человека, которого избивают... Каков же мир на самом деле? И где те идеальные зеркала, которые ничего не искажают. Криш говорил мне что-то о теории отражения. Надо будет поинтересоваться. Правда, я не силен в философии... Физика - другое дело. Законы отражения, преломления, поглощения. Это настоящие законы. Они незыблемы и объективны. С их помощью я могу понять сущность любых искажений. Будь то черное зеркало сапога или цветные пятна в глазах близорукого человека. Но мозг... Таков ли действительно мир, каким мы его видим?
На песок упал тяжелый душный китель. И солнце упало в каждую пуговицу.
- Вода, должно быть, очень теплая... А, господин студент?
Айзсарг тяжело вылез из галифе, кряхтя, опустился на песок, стащил сапоги.
- Отойду немного, и пойду к кабинкам, - сказал он, вытирая платком шею. Искупаться хочется... А сосны-то как пахнут! Смола вся растопилась, поди. Жарища! А вообще-то хорошо. На свете жить хорошо.
Я закрыл глаза и увидел красные круги. Они вспыхнули и померкли. А откуда-то из тьмы вылезли зеленые пятна с неровными краями.
Это от солнца. Так его отражают закрытые глаза. Но мозг не верит им. Он знает о солнце от глаз, открытых и зорких. Его не собьешь. Не всему, что мы видим, он верит. Он постоянно делает коррективы. Интересно, есть ли об этом в теории отражения?..
Криш прибежал счастливый, смеющийся, с мокрыми блестящими волосами. Он тянул за собой девушку. Она вырывалась, упиралась ногами в песок, но не убегала. У меня никогда не было такой девушки. И я никогда не смог бы так дурачиться с ней, как это делал сейчас Криш.
- Виллис! Помогите мне! Я никак не могу заставить ее подойти к вам. Она ужасно стесняется.
Но я продолжал лежать, сдерживая сердцебиение.
- Почему вы так покраснели, комильтон? - со смехом спросил Криш. Он упал на песок и увлек девушку за собой.
- Это... от солнца. Ко мне очень плохо пристает загар.
- Хотите, я дам вам орехового масла? - сказала девушка. Она тяжело дышала. Волосы выбились из-под косынки и на смуглой коже еще дрожали капельки моря... - Криш ужасно бестактен. Он даже не дал мне привести себя в порядок. Меня зовут Линда.
- Виллис Лиепинь.
- Я знаю. Мне уже рассказывал о вас Криш. Очень приятно с вами познакомиться.
Я пожал ее тонкую руку и отвернулся. Я все еще не мог прийти в себя. Криш Силис рассказывал ей обо мне! И он привел ее, чтобы познакомить со мной. И она рада этому. Впрочем, это всего лишь ничего не значащая фраза. Ее произносят бездумно и легко. И все же...
- Линда - моя кузина, коллега, Она большая проказница. Буквально вытащила меня из воды, когда узнала, что вы сидите один на пляже.
- И вы верите ему. Виллис?
Глаза ее смеялись, и я вдруг понял, что у них с Кришем совершенно одинаковые глаза.
- Нет, яункундзе6, конечно, не верю.
- Это почему же? - спросил Криш, приподнявшись.
- Просто не стоило покидать из-за меня море.