Он раскрыл папку с делом о ее убийстве и еще раз вгляделся в фото, увеличенное с пропуска, силясь понять, что она делала в том месте совершенно одна и почему с ней так поступили.
Он подтащил к себе черную коробку. Но стоило ему снять с нее крышку, как зазвонил его сотовый. Определился номер Ханны Стоун – женщины, с которой он поддерживал близкие отношении вот уже почти год.
– С днем рождения, Гарри!
– Кто тебе сказал?
– Одна маленькая птичка напела.
Конечно! Его дочь.
– Этой птичке лучше не совать клювик в чужие дела.
– А я как раз не считаю, что для нее это чужое дело. По-моему, она хочет, чтобы сегодня вечером ты принадлежал ей одной. Так, может, позволишь пригласить тебя на праздничный обед?
Босх взглянул на часы. Время близилось к полудню.
– Именно сегодня?
– Но ведь день рождения у тебя сегодня, верно? Я бы позвонила раньше, но групповой сеанс неожиданно затянулся. Ну так как? Тебе известно, что у нас здесь продают с лотков самые аппетитные тако[8] во всем городе?
Босх подумал, что ему все равно необходимо поговорить с ней о визите в Сан-Квентин.
– Не знаю, насколько обоснованно это утверждение, но если не попаду в пробку, буду у тебя минут через двадцать.
– Отлично.
– До встречи.
Он отключил телефон и посмотрел на черную коробку на своем столе. Что ж, придется заняться ею после обеда.
Вместо лотка с тако они решили все же поискать столик в ресторане. Более или менее приличных заведений в Панорама-Сити никогда не было, и они поехали на Ван-Нуйс, где нашли места в подвальном кафетерии здания суда. Там тоже ничто не напоминало ресторан хорошего класса, но зато почти каждый день престарелый джазмен наигрывал что-то на стоявшем в углу кабинетном рояле. Это был один из маленьких городских секретов, известных Босху, и на Ханну он произвел нужное впечатление. Ей даже захотелось сесть поближе к музыканту.
Они заказали по тарелке супа и взяли один огромный сандвич с индейкой на двоих. Музыка помогала заполнять неизбежные паузы в разговоре. Босх еще привыкал чувствовать себя комфортно в обществе Ханны. Он познакомился с ней, работая над одним из дел в прошлом году. Она была психотерапевтом и занималась людьми, совершившими преступления на сексуальной почве и уже отбывшими тюремный срок. Задачи перед ней стояли сложные, и она знала о темных сторонах жизни, пожалуй, не меньше самого Босха.
– Ты пропал на несколько дней, – сказала Ханна. – Чем занимался?
– Да все как обычно. Очередное расследование. Выясняю историю похождений блуждающего пистолета.
– То есть?
– Пытаюсь понять, как один и тот же пистолет, фигурирующий в нескольких убийствах, попадал из рук в руки. Самого оружия у нас нет, но в паре дел совпали данные баллистической экспертизы. Вот и отслеживаю перемещения пистолета во времени, по географическим точкам, ищу связи между жертвами и прочую информацию.
Он не стал вдаваться в подробности, да она их и не ожидала, зная, что на детальные вопросы о своей работе он все равно отвечать не станет.
Босх дождался, когда музыкант закончит исполнять мелодию «Настроения цвета индиго» и, откашлявшись, сказал:
– Вчера я встречался с твоим сыном, Ханна.
Он долго думал, как подвести ее к разговору поделикатнее, но так и не нашел подходящего начала. Ханна с таким резким звуком положила ложку в тарелку, что даже джазмен на мгновение оторвал пальцы от клавиатуры.
– Каким образом? – спросила она затем.
– Я ездил в Сан-Квентин по работе, – объяснил Босх. – Ну, той самой, где отслеживаю блуждающий пистолет. У меня там была назначена встреча. Когда я закончил, оставалось еще немного времени, и я попросил устроить мне свидание с твоим сыном. Мы провели с ним минут десять – пятнадцать, не больше. Я представился, и он ответил, что слышал обо мне. Оказывается, ты ему уже рассказала…
Ханна невидяще смотрела куда-то в пространство. Впрочем, Босх сразу понял, что сделал все неправильно. Нет, случившееся с ее сыном не было секретом или табу. Они часто и подолгу разговаривали о нем. Босх с самого начала знал, что он совершил преступление на сексуальной почве и попал в тюрьму, признавшись в изнасиловании. Это чуть не убило его мать, но она нашла в себе силы жить дальше, сменив направление работы. Прежде она занималась семейной психотерапией, а теперь взялась за преступников, подобных собственному сыну. Именно эта деятельность свела их с Босхом. И потому, откровенно радуясь ее появлению в своей жизни, он не мог не понимать всей горькой иронии судьбы, их сблизившей. Не соверши ее сын столь тяжкого преступления, Босх никогда не встретился бы с его матерью.