– Ты, Андрей Иванович, что же трубку-то не берешь? Жду тебя в парткоме, этажом ниже. Заходи.
Гуков спустился к Королеву.
– Ну, – спросил Вадим Николаевич, – как тебе пришелся инженер Муратов?
– Он производит впечатление искреннего человека, – сказал Андрей Иванович. – Но все это ничего не значит. Мне показалось, что о любви своей к Ирине Вагай он говорил, как профессиональный актер.
– Это и понятно, – отозвался Королев. – Ведь он был одним из лучших исполнителей в народном театре.
– Меня смущают его упорные заявления о том, что Ирину Вагай убили. Если он причастен к этому делу, то зачем ему так усиленно подводить нас к мысли о совершенном преступлении? Не логично, Вадим.
– А не уловка ли это, Андрей? Понимаешь, иногда преступник нарочито поступает так просто, что следователю и в голову не приходит разгадка, он не допускает мысли о такой простоте поведения подозреваемого. Следователь ищет глубже, уходит в стороны, разрабатывает десятки версий, одну сложнее другой… А оказывается, нужно было протянуть руку и взять то, что находилось на поверхности, перед его глазами.
– А вот это логично, – заметил Гуков.
– Слушай дальше, не перебивай, а то ускользнет мысль. Если Муратов тот, кого мы ищем, то он может быть причастен к гибели Ирины Вагай, хотя и не был в это время в Рубежанске. И Муратов может допускать мысль о том, что нам известно о насильственной смерти режиссера. Тогда нет смысла туманить нам головы несчастным случаем. Ничего у тебя не возникло подспудного при разговоре с инженером?
– Да нет вроде… Впрочем, я записал наш разговор на пленку, и в отделе ты можешь послушать его.
– Хорошо. А я побывал в лаборатории. Беседовал с Горшковым, интересовался режимом сохранения секретности. Все у них по инструкции, безмятежность полная. Горшков внешне абсолютно спокоен, таким может быть человек, который и не подозревает о случившемся.
– А чего ему тревожиться, если не сам завлаб передал материалы.
– Ты уверен?
– Я ни в чем не бываю уверен, пока не держу в руках факты.
– Следовательно, мы имеем двух человек, имевших доступ к секретам инженера Кравченко. Горшков и Муратов.
– А может быть, надо искать третьего? – сказал Гуков.
Андрей Иванович встал и посмотрел в окно.
– Иди-ка сюда! Быстро! – вскричал он вдруг. – Муратов…
Они увидели, как Михаил Сергеевич быстрыми шагами, едва ли не бегом, выйдя из проходной комбината, пересек площадь, рванул на себя дверцу вишневого «Жигули». Автомобиль резко взял с места и, набирая скорость, исчез за поворотом.
– Звони Горшкову, – сказал Андрей Иванович.
– Александр Васильевич? – спросил Королев. – Это опять я вас побеспокоил. Не могли бы вы пригласить к телефону инженера Муратова. Да? А где же он? – Королев опустил на рычаг трубку: – Михаил Сергеевич отпросился с работы. Сказал, что ему надо срочно отлучиться часа на два. Заведующий лабораторией «Сигма» добавил, что инженер Муратов был при этом встревожен.
«СИМПОЗИУМ» НА ПОДМОСКОВНОЙ ДАЧЕ
Залитый солнцем Казанский вокзал, казалось, снялся с насиженного места и перенесся в одну из далеких южных республик, поезда из которых он принимал уже несколько десятков лет. Его просторные залы и перроны заполняли смуглые люди в халатах и тюбетейках. Экспрессы высыпали из металлического нутра толпы пассажиров. Человеческое месиво галдело на разных языках, суетилось, мельтешило у подножия высоченных стен оригинального творения архитектора Щусева, а сверху нещадно палило совсем не московское жаркое солнце. И только там, откуда отходили электрички, было поспокойнее. Еще не наступил час пик, и москвичи не ринулись из раскаленных каменных джунглей под спасительную сень зеленого пригородного кольца.
Двое молодых людей, лет по двадцати пяти, едва успели на электричку. Двери с шипением захлопнулись за их спинами.
– Пойдем в вагон, Валя?
– Нет, Костик, мест достаточно, а народу мало. Насидеться успеем на даче, а так и покурим еще.
Электричка плавно отошла от перрона.
Валентин достал из кармана пачку сигарет «Кэмел» и протянул приятелю.
– Ого, – сказал Костя, – изволите курить американские?
– А что, – отозвался Валентин, – чай, мы в столице живем! Общаемся, так сказать, с загнивающим Западом в рамках принципов мирного сосуществования. Это не в твоем Павлограде…
– Павлодаре, – поправил Костя.
– Это один черт. Я б от такого «дара» отказался безоговорочно и бесповоротно, а ты вот…
– А что я? Теперь тоже в Москве. Отработал три года и вернулся. Или я не москвич!