В конце первого отделения концерта из-за портьеры боковой двери, на которую нет-нет да и посматривал Андрей Иванович, выглянул Вася Мелешин. Поймав взгляд Гукова, он кивнул и скрылся. Гуков досидел на концерте до перерыва. Потом он прошел в буфет. Когда прозвенел третий звонок, Андрея Ивановича в зале не было. Он вышел в вестибюль и боковым коридором свернул в служебные помещения. Перед неплотно закрытой дверью с табличкой: «Народный театр» Гуков остановился. Из комнаты слышались голоса. Андрей Иванович тронул дверь, она начала открываться, и вошел. В большой, увешанной портретами театральных корифеев комнате находились двое мужчин. Они сидели у круглого стола спиной к Гукову и громко разговаривали. Собственно, говорил один из них. Он наседал на собеседника, горячо убеждал его, но тот, им был инженер Муратов, односложно отказывая и покачивал головой.
Несколько минут Андрей Иванович не обнаруживал своего присутствия и сумел понять, что речь идет об участии Михаила Сергеевича в конкурсном спектакле. Он должен был состояться завтра. Но Муратов отказывался играть на сцене, не объясняя, впрочем, по каким мотивам он это делает.
Гуков кашлянул, но люди не заметили. Тогда он прошел вперед и сказал:
– Здравствуйте.
Инженер Муратов увидел Андрея Ивановича и, побледнев, поднялся со стула. Его собеседник сделал строгое лицо и спросил:
– Что вам угодно, гражданин?
– Интересуюсь вашим народным театром. Михаил Сергеевич, не затруднитесь представить меня.
Муратов покраснел и сказал:
– Знакомьтесь. Это Леонид Васильевич Ковров, наш, так сказать, профсоюзный опекун. А это… – Тут он запнулся, догадываясь, что Гуков попросил представить вовсе не в подлинном его качестве, и Андрей Иванович пришел ему на помощь.
– Гуков. Из областного управления, – сказал он, протягивая Коврову руку.
Какое управление он представляет, Андрей Иванович уточнять не стал, а Леонид Васильевич и не допытывался.
– Очень рад, – сказал он. – Так я пойду, извините… Мне к членам жюри необходимо пройти. А вы, Михаил Сергеевич, уж не подводите. Очень надеюсь на ваш патриотизм и доброе сердце.
Ковров кивнул им обоим и вышел.
Некоторое время Гуков и Муратов молча смотрели друг на друга. Андрей Иванович широко улыбнулся и жестом пригласил Муратова присесть.
– Покурим? – сказал он. – И поговорим по душам…
– Допрос в непринужденных условиях? – спросил инженер. – Так сказать, на нейтральной полосе?
– И никакой не допрос, – возразил Гуков, усаживаясь к столу и доставая сигареты, которыми запасся заранее. – Вы что же, Михаил Сергеевич, отказываете людям нашей профессии в праве обычного общения?
Муратов пожал плечами.
– Нет, почему же, – сказал он, доставая сигарету из протянутой ему Андреем Ивановичем пачки. – Я бы сказал, что мне простому смертному, даже интересно было бы пообщаться с вами, если б моя скромная персона не сделалась объектом вашего неизменного интереса.
– Поверьте, Михаил Сергеевич, если и есть к вам интерес, то исключительно как к человеку, могущему оказать нам помощь. Но сейчас я хотел с вами говорить о театре.
– О театре?
– Конечно. Для вас театр не просто возможность убить свободное время, мне так кажется. Не хотите играть завтра?
– Не могу. Ведь это был ее спектакль, она жила им… И не дождалась премьеры.
– А Ковров?
– Он член завкома, ведает культурой. Был когда-то неплохим инженером, вместе кончали Каменогорский политехнический институт. Сейчас работает начальником лаборатории НОТ. Стал чиновником, открыл для себя хобби – художественную самодеятельность. Талантами бог обидел, так он, по его словам, другим пробивает дорогу.
– И хорошо пробивает?
– Порою попросту мешает. Конечно, польза от него есть. В основном по части достать, организовать, провернуть. Но вкуса, увы, мало. Впрочем, среди наших культуртрегеров отсутствие вкуса явление не такое уж редкое.
– К сожалению, вы правы, хотя эти дела не в моей компетенции, но приходилось сталкиваться порой с подобными вещами. Так что вы решили в отношении своего участия в спектакле?
– Наверно, буду играть. Попытаюсь вызвать из подсознания другого Муратова. Того, который не знал ее, Ирину…
– И это возможно?
Муратов не отвечал. Он взял еще сигарету, закурил и стал смотреть в зашторенные окна отсутствующим взглядом.