— Не хочешь говорить, — он медленно поднял на нее колючие глаза. — Не говори. Я не настаиваю. Только не делай из меня дурака.
И отвернулся, скрывая обиду.
На площади стоял многоголосый шум, щедро подогретый спиртным — пока без обвинительных отдельных выкриков, обычно опережающих драку. Роксана мстительно улыбнулась, наблюдая за тем, как огромный Корнил пытался отстраниться от чересчур тесных объятий чернобрового разбойника, не уступавшему главарю в ширине плеч. Захватывало дух от радости, стоило представить себе, чем могло закончиться шумное застолье. Но время шло, а кроме сытых и довольных лиц, взгляду не за что было зацепиться. Устав от созерцания чужого довольства жизнью, Роксана отвернулась и столкнулась с так и не растерявшим обиды взглядом Леона.
— Не надоело тебе еще? — вскользь поинтересовалась она.
— Что не надоело?
— Обиды не надоели? Мало тебе от них обид, — она кивнула головой в сторону накрытых столов, — так ты еще и другие себе придумываешь.
— Знаю, — он вдруг сжал кулаки и давно не стриженые ногти вонзились в ладони. — Если бы не обида, я бы и здесь не оказался.
Она сдержала неуместный вопрос. Вовсе не потому, что ей нелюбопытно было узнать, какая такая обида лишила его свободы. В последний момент остановила ее другая мысль: за откровенность нужно платить. А к ответной откровенности, как ни крути, она не была готова. Но как за молнией следует гром, так и парень, начавший говорить, уже не мог остановиться.
— Я с другом… Он сопровождал меня. То есть… Мы шли на юг. Точнее, шел я, а друг меня сопровождал, — темные глаза уставились на сведенные в нервном переплетении пальцы рук. — Он сильный был. Я мог на не него положиться. Он спас меня от смерти… спасал от смерти не раз. Он хороший был…
— Та девчонка была,
Чудо как хороша,
Взглядом так обожгла,
Что раскрылась душа.
Я шептал страстно ей
И гордился собой:
"Если будешь моей,
Дам тебе золотой"…
Куплет разудалой песни, подхваченный десятками голосов, заглушил голос Леона. Уже и петь начали, — мелькнула у Роксаны злорадная мысль, — может, все-таки подерутся?
— Говорил мне мой друг:
"За один золотой
Все девчонки вокруг
Побегут за тобой".
Но напрасно он рек,
И сомкнулись кусты —
Я ее подстерег,
Но сказала: "Прости.
Милый мой голубок,
Мне ответь что-нибудь!"
И ударил кинжал
Мне в открытую грудь!
Нестройный хор голосов перекликался с далеким волчьим воем. Один из разбойников, по всей видимости, любитель застольного пения, оставив всех певцов далеко позади, первым закончил историю о непростой любви.
— Завершила свой круг,
Жизнь моя под луной…
А в таверне мой друг
Мой достал золотой!
Леон терпеливо дождался конца песни. Потом как-то странно вздохнул, будто именно о такую историю и собирался рассказать, однако разговор повел не о любви.
— Он говорил: поплывем по реке, так безопасней будет, пусть и дольше, — широко открытые глаза ловили далекий свет Селии. — Кочевники, говорит, воды не любят. Он сильный был и храбрый. Ночью плот строил, чтобы нам на юг плыть. А я сбежал. Обидно стало, что он как главный стал. Лошадь у меня быстрая была, уверен был, что он за мной поскачет и догонит… раз взялся беречь. И, правда, догнал. Когда в поле за мной разбойники погнались, он наперерез им скакал. И стрелу в грудь… за меня принял.
В темных глазах дрожала влага.
Роксана молчала. Она не собиралась его успокаивать. Парень — он без малого мужчина. Иной поплачется в жилетку, а после опомнится и на тебе же отобьется, за то, что свидетельницей его унижения была.
— Чтоб в наших врагах крови меньше осталось, чем в этом кубке, — лихой чернобровый разбойник с длинными волосами, разобранными на пробор и стянутыми на затылке, несколькими глотками осушил здоровую кружку с молодым вином.
Роксана не обратила бы внимания на этот тост, в ворохе себе подобных, если бы после него разбойники дружно не поднялись бы со своих мест. Корнил о чем-то негромко заговорил, остальные слушали, нельзя сказать чтоб очень уж внимательно. Чернобровый то и дело вставлял веское слово, под ободрительные возгласы остальных.
До Роксаны долетали лишь отдельные слова. Смутное предчувствие грядущей беды шевельнулось в душе и тут же получило подтверждение. Среди оживленно переговаривающихся разбойников девушка заметила Протаса. Юнец тоже получил слово. О чем он говорил, Роксана не слышала, но жест — вытянутую в ее сторону руку не заметить не могла. Сердце глухо ударило в грудь: если за дело взялся Протас беды не миновать. А памятуя о том, какое сильное чувство он к ней испытывал, можно было не сомневаться — эта беда по ее душу.